Памятники культур предскифского времени

Книга Анатолия Ароновича Штамброка «Из царства Атея в Неаполь Скифский». I. НА ПУТИ В АТЕЕВО ЦАРСТВО.

Ключом к кучугурам, озадачившим учёных в прошлом веке, стал современный способ археологических исследований. Кучугуры открыли, наконец, то, что они таили в себе. Установить, какой город скрывали блуждающие пески, выпало на долю советского учёного Бориса Николаевича Грекова.
Он сочетал в себе знания археолога, филолога и социолога и от кропотливых исследований вещественного материала переходил к широким обобщениям, всегда оставаясь на твёрдой почве фактов. Знаток античных текстов, он составил свод древнегреческих свидетельств о Скифии из различных надписей на мраморных плитах и керамических изделиях, найденных в Малой Азии и на Балканском полуострове, затем Греков занялся археологическими раскопками в Поволжье и Приуралье.

Собрав вещественный материал о сарматской культуре, он установил, в какое время и как она развивалась.
В археологии нет незначительных вещей. Любая бросовая вещь, сохранившаяся с древних времен, – ценна, любая мелочь – значительна. Но для того, чтобы каждая вещь стала красноречивой, к ней нужен особый подход, и начинается он в умении далеко смотреть, точно определять вещь и сопоставлять её с массой других. Б.Н. Греков владел всем этим в совершенстве. Он шёл от незначительного предмета к многозначительному открытию, как по ступеням, и приходил к широким обобщениям.

Какое-нибудь клеймо на амфоре ещё мало что может рассказать, а если соединить в цепь сотни и тысячи клейм амфор, то по ним, как по книге, можно прочесть историческое повествование. В древнегреческих городах по обыкновению назначали особых надзирателей – астиномов. Они следили за тем, чтобы сосуды, изготовляемые гончарами, содержали установленную меру. Если мера была правильная, астином ставил клеймо со своим именем. После этого сосуды обжигались и могли идти в продажу.

Среди черепков сохранилось много ручек от амфор с клеймами босфорских, ольвийских, херсонских астиномов и астиномов из городов заморских стран. Греков расшифровал надписи и эмблемы, сгруппировал клейма и узнал, где и когда работали гончарные мастерские, с какими странами велась торговля и как она проходила в Северном Причерноморье.

Начав в 1937 году раскопки в кучугурах, Греков понял, что встретился с необычным поселением. Нужно было распутать, собрать и соединить все оборвавшиеся нити в остатках культуры, чтобы полно представить жизнь древнего города. Раскопки с перерывами продолжались в течение семнадцати лет.
В кучугурах Греков стал изучать куски бронзового и железного шлака, какой-то металлический лом с зелёной окисью и застывшие капли бронзы, вкрапленные в песок мелкими зернами.
Он изучил всё это, сопоставляя найденное с другими вещами, и пришёл к важному открытию – на месте кучугур был древний город металлургов.
В металлическом ломе с зелёной окисью он узнал остатки медного литья и литейных форм, в бронзовом и железном шлаке – следы выплавки металла. И таких следов нашли так много, что стало совершенно ясно – в городе жили кузнецы и литейщики.
Обычно археологи в глубине напластований земли открывают культурный слой – след жизни людей из остатков утвари, перемешанных со всяким мусором. В кучугурах культурный слой лежал не в глубине земли, а на поверхности, выдутый из песков ветрами. Это была чёрная масса, выделявшаяся на жёлтом песке. Чёрный слой оказался однородным, он принадлежал одной культуре. Раскопки в глубине земли подтвердили однородный характер города, были найдены остатки жилищ и утвари не разных народов, а одного. Греков разрешил вопрос – в какое время существовал город, кто его обитатели и каков их жизненный уклад. Ответ явился неожиданностью для мировой науки.

Золотое налучье из Чертомлыкского кургана. IV век до н. э.

В раскопках и на поверхности песков было найдено много осколков греческих амфор, но все они оказались привозными. Совсем другого характера были вещи местного изготовления. Греков изучил все находки, каждую мелочь, вплоть до иглы, определяя, как и кем они были сделаны. Все металлические изделия, изготовленные в городе, были скифские. Собрав черепки, он узнал, что в обиходе жителей города была самодельная скифская посуда.
Лепные сосуды, ножи с костяной ручкой, шила, уздечки, витые кольца, браслеты, воинское снаряжение – все было скифское. Кузнецы и литейщики, что жили и работали здесь, были скифами. Город оказался не греческим и не средневековым, а скифским поселением.

Во времена, когда исследованием курганов занимались Уваров и Терещенко, считалось, что скифы были дикими кочевниками. Граф Уваров не рискнул даже предположить, что найденные им в кучугурах обломки грубоватых сосудов из жёлтой глины, могли изготовляться не половцами, хазарами или хазарами, а скифами. Особенно настойчиво гнал мысль о скифском поселении в кучугурах Терещенко, он называл скифов дикарями и писал о них так: «Дикари не знали ни городов, ни оседлой жизни, небо было их покровом, земля – ложем». Такие представления о скифах держались цепко  и очень долго.

Секира VII век до н.э. Приднепровье

Со временем археологи стали находить свидетельства об оседлой жизни скифов. Возникли догадки о скифских поселениях, но трудно было представить, чтобы большой город в кучугурах оказался скифским городом кузнецов и литейщиков.
Прежде скифов здесь жили племена времен киммерийцев, и они тоже оставили след своей жизни – обломки посуды, кремовые наконечники стрел и скребки. Поселение их было небольшое и находилось поодаль от площади, где раскинулся скифский город. Скифам заброшенное киммерийское поселение было не нужно. Они стали строить город на новом месте, обширном и удобном для обороны.

Его обнесли двумя рядами труднопреодолимых рвов и валов. Глубина рва была такая, что если семь человек станут друг другу на плечи – голова верхнего едва высунется изо рва над валом.
Жилища строили в отдалении от оборонительных сооружений за вторым поясом рвов и валов. А свободная площадь между жилищами и оборонительным валом, видимо, служила для загона скота и защиты от обстрела города из луков.
В древние времена стрела из лука летела на такое же расстояние, как и пуля из современного охотничьего ружья, – на полкилометра. К стреле, бывало, подвешивали горящий факел. Такими зажигательными стрелами можно было спалить город. Расстояние от второго вала до жилищ превышало полкилометра и зажигательные стрелы не могли долететь до них.

Город возник две тысячи триста лет тому назад, в ту пору, когда в Герросе сооружали великие курганы. Царские гробницы в кургане Солоха, Чертомлыкском и Александропольском курганах находились недалеко от города.

Город металлургов занимал обширную площадь в двенадцать квадратных километров. На ней могли бы разместиться три города – Пантикапей, Ольвия и Херсонес. Дома в городе металлургов строились деревянные и часто очень большие. На площади большого дома могли бы разместиться три современные квартиры из двух-трех небольших комнат. Дома сооружали из столбов, вертикально врытых в землю. Из столбов, поставленных в ряд плотно друг к другу, делались стены. Иногда дома были каркасные. Тогда столбы вкапывали в землю не плотно в ряд, а поодаль друг от друга и обносили их брусьями.
Внутри дома несколько комнат с земляным полом. В стены вбивались крюки, и на них развешивалась одежда. Крышу сооружали четырехскатной, двухскатной или плоской. Дом походил на те сооружения, что в уменьшенном виде делались во времена Геродота в царских усыпальницах под курганами.

Столбовые дома были прямоугольные, а иногда строили овальные, вроде юрты, из двух рядов плетней. Летом жить в них хорошо, а зимой холодно, но их можно было утеплить, обмазав глиной или обив кошмой. Жили скифы и в землянках, следы землянок тоже нашли в городе металлургов. Землянки сооружали квадратные на глубине человеческого роста, довольно обширные с тремя-четырьмя большими комнатами.

В комнатах домов и землянок стояли невысокие глиняные очаги. На них готовили пищу, и они обогревали дома в холодную пору. Были комнаты и без очагов, они служили подсобным помещением ремесленников, здесь хранились разные инструменты и изготовлялись мелкие вещи. Литейно-кузнечные мастерские строили возле дома и огораживали забором, там стояли горн и печь.
Иногда забор огораживал мастерскую и два-три дома — эта была большая мастерская, объединявшая труд нескольких семей соседних домов. Мастер всё делал сам – отливал медь и бронзу, ковал железо и изготовлял из металла разные вещи. Одному всё это сделать трудно, и семья помогала, а иногда и родственники, жившие по соседству.
Руду тоже добывали сами, с глубокой древности уже знали рудные богатства Криворожья. Скифские металлурги уходили добывать руду по ту сторону Днепра за шестьдесят километров и привозили её в город для своего дела.
Все вещи домашнего обихода изготовлялись в семье. Мастер ковал гвозди и дверные петли, крюки и скобы. Изготовлял для себя топор, пилу и плотничал. Деревянные дома ветшали, и их часто перестраивали. Хозяину нужно было стать плотником. Делал мастер и костяные ручки для ножей. Он был не только кузнецом-литейщиком и плотником, но и косторезом.
Женщины носили хворост, разводили огонь, помогая в мастерской, ещё пряли и ткали всё для семьи – от грубой дерюги до тонкой кисеи. Пряслицы были в каждом доме.

Посуду тоже изготовляли в своей семье, делали лепную посуду из глины без гончарного круга. Посуду начинали делать с донышка в виде блюдца, а потом накладывали один на другой три-четыре глиняных жгута, затем сосуд сглаживали рукой смоченной в воде, однако стенки оставались шишковатыми, а край горлышка сосуда неровным.
Сосуду старались придать красивый вид, и по верху сосуда делали углубления, получалась узорчатая лента вдавленного рельефа. Ямки по верху сосуда делали пальцами – круглые или в виде арочки. От ногтя пальца в глине оставался след. Делали и овальные ямки тонкой палочкой, поставленной наклонно.
В обиходе женщин были незатейливые украшения, носили греческие бусы и серьги из белесоватого золота — вот и все драгоценности. Дорогих вещей семьи металлургов в доме не держали, а изготовляли для продажи или обмена.

На обрывистом берегу реки Конки в отдалении от домов ремесленников стояла цитадель города металлургов. Цитадель была обнесена валом и стеной из сырцового кирпича, а за стеной стояли каменные дома. Строили их из отесанного известняка. На всей площади цитадели археологи не нашли никаких следов ремесленного производства. Жизнь здесь была другая – походная, боевая. Вели в городе такую жизнь люди знатные, их занятием было военное дело, торговля, охота.
Для знатных людей, приближенных царя и самого царя и делали мастера дорогие вещи. Изготовляли они большие котлы для варки пищи и жертвоприношений, вроде тех, что Забелин нашёл в Чертомлыкском кургане, делали железные, медные и бронзовые панцири, их носили не простые воины, а военачальники. Изготовляли конские уборы.
Многое из того, что делали мастера в городе металлургов, было найдено в гробницах воинов и царей, а в мастерской оставались лишь чешуйки от панцирей, бракованные части конского убора и наконечники разных видов стрел – трехлопастные и трехгранные, полу-яйцевидные и пирамидальные с втулками, часто гравированными геометрическими узорами.

Оружия изготовлялось много. Город металлургов возник и стал развиваться в конце V века до нашей эры, в пору царствования Атея. Царь Атей, проживший девяносто лет, объединил все скифские племена. Его власть была сильной, войско крепким, и царь собирался в большой поход. Город металлургов увеличивал производство оружия.
Изделия мастеров из города металлургов далеко расходились по всей скифской степи. Шли они вниз по Днепру до самой Ольвии, где были малые поселения скифов. Шли они вглубь страны по караванным путям во все стороны.
Земледельцы получали серпы и плуги в обмен на зерно, кочевники выменивали скот на конские уборы и оружие. Мастера в городе металлургов жили просто, но в достатке. Торговцы завозили им дорогое вино из Ольвии и заморских стран. Тысячи черепков от остродонных амфор, в которых хранились вино и оливковое масло, остались в жилищах металлургов.
Мастера в городе металлургов были не только литейщиками и кузнецами, искусными оружейниками и косторезами, но и отличными ювелирами, создававшими произведения искусства.

Дорогие украшения, как и всё особо ценное, мастера делали не для себя, и дома они не оставались. Среди изобилия металлических вещей, открытых в кучугурах, Б.Н. Греков нашёл лишь треть ювелирных изделий, случайно оставшихся у мастера из-за поломки или какого-нибудь брака. Это были изображения лошадиного копыта в медной пластине от конского убора, голова орла, вылитая из серебра, подковообразный, не замкнутый браслет, заканчивающийся головой льва с удлиненными ушами, железная подвеска в виде орлиного глаза и бронзовый штамп с изображением львиной лапы. Такими штампами выбивали различные изображения на золотых бляшках.
Изготовлялись драгоценные вещи для царской семьи, приближенных царя, знати. Их одежда, щиты и шлемы сверкали золотом, их кони гремели уборами, поражая богатством и красотой.

Такие украшения в изобилии лежали в гробницах Чертомлыкского кургана, в курганах Александропольском и Солоха, сооруженных во времена Атеева царства и города металлургов.
Золотые бляшки, подвески, золотые и серебряные украшения оружия и конских уборов с изображением зверей и птиц или их голов, лап, когтей выполнялись в своеобразной манере, получившей название «скифского звериного стиля». Это было искусство, издавна созданное скифскими мастерами и расцветавшее ещё за двести лет до основания города металлургов.

Скифские мастера хорошо знали повадки зверей и могли изображать их в любой позе, в любом повороте, в быстром движении – беге и прыжке. Создавалось изображение остановленного движения, как в кинокадре при замедленной съемке. Животное запечатлевалось не в обычном положении, а в том состоянии, когда на какую-то долю секунды собраны все его силы и движение взято в высшей своей точке.

Золотой олень из кургана станицы Костромской. VI век до н. э.
В таком мгновенном порыве изображен золотой олень, найденный в станице Костромской на Кубани. Олень сжал ноги и летит стрелой в стремительном прыжке. Его шея вытянута, голова вскинута, и мощное разветвление рогов растянулось вдоль всей спины. Мастер расчленил резьбой отлитое из золота туловище оленя, чтобы видно было, как вздулись от напряжения мускулы в сильном толчке.
Массивный золотой олень служил украшением железного щита. Мастер позаботился, чтобы изображение схватило характерную позу оленя, и в то же время было узорным украшением, сливаясь с рельефом круглого щита. Он создал образ оленя без всяких ненужных деталей, а рога превратил в сплетающиеся узоры, вытянутые, как декоративная кайма.

Скифские мастера часто изображали оленя в стремительном прыжке. Иногда его чеканили с коротким корпусом, сжатым, как пружина, иногда с расправленным и вытянутым, иногда с небольшим пучком рогов, иногда с их растянутым разветвлением, но всегда олень оставался сильным, стремительным, ловким.

В представлении скифов жизнь природы протекала в вечной борьбе двух начал: света и тьмы. Благородный олень, в их воззрении, олицетворял светлое начало, солнце, зарю, пробуждающиеся силы природы. Поэтому, создавая образ оленя, скифские мастера старались как можно меньше оставлять деталей и как можно больше усилить оленью живость и мощь.

В изображении важны были не сами животные или птицы, а их жизненные свойства: хищность пантеры, быстрота галопирующего коня, зоркость и цепкость орла. А выделив эти свойства и отбросив всё незначительное, мастер давал волю своей фантазии и придавал изображению декоративный вид.

Золотая пантера из Келермесского кургана. VI век до н. э.
Ноги и хвост золотой пантеры из Келермесского кургана он украсил венчиками из маленьких пантер, свернувшихся клубком. Эта литая пантера, так же как и костромской олень, служила украшением круглого щита. Изображена она тоже в остановленном движении, только не в прыжке, а перед началом мощного рывка. Подкравшись к невидимой добыче, хищник застыл на мгновенье с вытянутой шеей и наклоненной головой, изготовляясь к прыжку. Скупость в деталях доведена здесь до предела, превратив изображение зверя в простую схему. Но удивительное умение схватить его контур в движении и уловить повадку наполнило эту схему жизненной силой.

Скифские мастера умели выражать свойства животных и птиц, олицетворяющих силы природы, не только при полном изображении всей их фигуры, но и в какой-нибудь характерной части: лошадином копыте или орлином глазе, бараньей голове с крутыми рогами или львиной лапе с утолщением на конце. Скифы думали, что изображение характерных свойств животных, птиц и рыб может передать эти свойства человеку. Скифские мастера из художников превращались в чародеев.

Они изображали глаз орла или голову льва на рукоятке меча, чтобы вселить в воина орлиную зоркость и львиную силу. Уздечку украшали бляшками с конскими копытами или крыльями птицы, чтобы усилить рысь коня. Навершия погребальной колесницы делались в виде рогатой головы барана или птичьего клюва, чтобы оберегать покойного от злых сил.

Скифские мастера изображали хорошо знакомый им мир животных и птиц. Тут были всё, с кем встречался охотник: кабан, олень, лось, волк, медведь и спутники скифа – конь и собака. Но изображались также львы и пантеры, виденные в искусстве стран Востока. Иногда скифские мастера создавали фантастические образы животных: крылатых львов или птиц с львиной головой. Такие фантастические животные издавна встречались в искусстве многих стран. Но скифские мастера всё переделывали по-своему, выделяя особенности животных, они придавали изображению живость и силу движения. В этом было своеобразие скифского искусства.

Рельефные изображения из золота, серебра и бронзы скифские мастера создавали разными способами: отливали с помощью резного дерева или мягкого камня, делали оттиски с помощью штампа, гравировали литье и штампованные изображения.
Многовековое искусство скифов менялось, как менялась сама жизнь. Келермесская пантера или костромской олень, отлитые в золота, создавались в VI веке до нашего летоисчисления. В то же жизнь скифов связывали узы рода, сородичи вместе охотились, вместе перекочевывали со своим скарбом на новые места. Жизнь их зависела от милостей природы, и они старались понять её язык, и искусство их говорило языком природы.

Прошло с того времени двести лет, и скифские вожди объединяли племена в возникшем царстве Атея. Родовые связи ломались, появилась богатая знать, окружавшая царя. Скифские цари стали заказывать утварь пантикапейским мастерам, создававшим вещи с изображением сцен из скифского быта. Появились такие вещи, как чертомлыкская ваза.
Продолжало существовать и старое скифское искусство – изображение зверей. Только теперь образ зверя всё больше схематизируется, и фигурное изображение переходит в орнамент. Мотивы орнамента становятся сложнее, облик зверя порой трудно узнать. Всевозможные орнаментальные украшения утвари в изобилии были найдены в великих курганах Герроса.

Все же мастера ювелирного искусства в то время украшали вещи не только орнаментом. Они продолжали создавать полные или фрагментарные изображения животных и птиц. Такие украшения создавались и мастерами в городе металлургов.
Город металлургов процветал в царствование Атея, потом мало-помалу дело ремесленников свертывается. Город пустеет! Он умещается теперь на небольшой площади цитадели. А в III веке до нашей эры жизнь совсем замерла, и город прекрати свое существование.

Далее: Царство Атея