185 лет со дня рождения выдающегося мастера драматической музыки композитора Модеста Петровича Мусоргского (1839–1881). Во время пребывания в Крыму композитор Модест Мусоргский «изведал воскресшие силы» творчества. 

Ещё будучи в военном училище, Мусоргский стремился стать, как он выражался, «музыкусом». Однако личная неустроенность, помноженная на слабохарактерность, давала печальные результаты. Переживания от «непонятости» переросли в «нервную лихорадку», жестокую депрессию и, как следствие, пристрастие к алкоголю. Друзья прилагали все усилия, чтобы вытащить Модиньку из пьяной пучины.

Артистическое путешествие.

Когда певица Дарья Леонова пригласила Модеста Мусоргского принять участие в гастрольной поездке летом 1879 года, он ухватился за это предложение, как утопающий за соломинку.

Мусоргскому отводилась роль пианиста – аккомпаниатора и солиста. Как профессиональный музыкант высочайшего класса  он был просто нарасхват в Санкт-Петербурге. Столичная публика восторгалась его оперой «Борис Годунов», но музыкальная жизнь в провинции находилась в зачаточном состоянии, и музыканты решили взвалить на себя благородную задачу: посеять «разумное, доброе, вечное» в душах жителей юга России.

«Наше артистическое путешествие должно иметь значение служения по искусству добрым людям», – пишет Мусоргский, искатель не красоты, но истины.

В ходе гастролей Мусоргский выступил как аккомпаниатор певицы Дарьи Леоновой , а также исполнял собственные новаторские сочинения. Концерты были даны в Полтаве, Елисаветграде, Николаеве, Херсоне, Одессе, Севастополе, Ростове-на-Дону, Воронеже и других городах.

Картинки из жизни

Летом 1874 года, композитор подготовил к печати цикл фортепианных пьес «Картинки с выставки» с подзаголовком «Воспоминание о Викторе Гартмане». Впечатления от созерцания эскизов художника Виктора Гартмана (1834–1873) на русскую тематику,  послужили Мусоргскому толчком к созданию своих музыкальных картинок.

«Бойкие, изящные наброски живописца, множество сцен, типов, фигур, схваченных из вседневной жизни, что кружилась вокруг него», – так характеризует музыкальный критик произведение Мусоргского «Картинки с выставки», ставшее одной из самых знаменитых сюит в мировой музыке.

Подобными музыкальными «картинками» насыщена и вся поездка Модеста Мусоргского в Крым.

В 1879 году, описывая В. В. Стасову свою поездку по югу России, М. П. Мусоргский упоминает об эпизоде, когда на пароходе из Одессы в Севастополь, во время шторма близ Тарханкутского маяка, когда большинство пассажиров жестоко маялось морской болезнью, Модест, хлебнув коньячку и забыв про качку, предался творческому вдохновению. Композитор радостно сообщает в письме:

«На пароходе из Одессы в Севастополь <…> я записал от певуний греческую и еврейскую песни и в последней сам подпевал певуньям, чем они были очень довольны и „промеж себя“ назвали меня мейстером».

Исходя из контекста, можно предположить, что мелодии были записаны композитором от актрис театра. Косвенными подтверждениями этой версии могут служить наименование «певуньи», отмечающее профессиональное мастерство девушек, и тот факт, что они, не стесняясь, пели при постороннем мужчине и с мужчиной.

Севастополь после Крымской войны 1853-1856 г.г.

Хотя минуло почти четверть века после окончания Крымской войны (1853-1856), Севастополь всё ещё лежал в руинах.

«Пленил меня памятник адмиралу Лазареву, не тронутый вражьим снарядом, но сопутствуемый развалинами былых великолепных зданий адмиралтейства и доков», – отмечает композитор.

Звуки творческой мысли Героическая оборона Севастополя в 1854-1855 годах ознаменовалась мистическим фактом. Разрушения Севастополя были страшными, но волей провидения духовные центры уцелели и получили наименьшие повреждения. Так, на центральном холме почти все дома были уничтожены, но среди разрухи гордо возвышались колонны Петропавловской церкви. А неподалёку от храма на одноимённой улице уцелел особняк, принадлежащий Макухиным.

Николай Павлович Макухин, герой Синопа и Кронштадта, в чине контр-адмирала служил помощником начальника порта. Его жена Наталья Егоровна была художницей, «академиком портретной живописи».

– Кроме милейшей семьи Макухиных, в Севастополе об искусстве даже заикнуться нельзя, – сетует Модест Петрович. – Однако у Макухиных частенько и изрядно музицировали: искреннему увлечению конца не было.

Пророческими оказались оптимистичные слова Модеста Мусорского:

«Севастополь оглашён звуком творческой мысли Глинки и его сподвижников, в городе укоренилось русское музыкальное дело».

В 1886 году в доме Макухиных в Севастополе разместилась первая в Крыму музыкальная школа.

Байдарские ворота

Чуть не спятил с ума…

Главные надежды гастролёры связывали с Ялтой. В курортную столицу России концертная группа ехала по горной дороге…

«на четвёрке гривистых и хвостатых четвероногих по Байдарской долине, Байдарскому подъёму, его воротам и спускам со скал, готовым кинуться в самую глубь моря. От Байдар и Чёрного моря я чуть не спятил с ума», – признаётся впечатлительный маэстро.

Ялта, гостиница Франция

Однако самое тяжкое испытание ожидало путешественников в Ялте. Городок переполнили отдыхающие, все номера в мало-мальски приличных гостиницах были заняты, а поскольку дело шло к ночи, то пришлось довольствоваться какой-то хибарой на окраине:

«Нас засадили в землянку с кусающимися сороконожками, с жуками-щелкунами и иными насекомствами, полагающими своё земное бытие в идеале мерзить людям».

Наступивший день радости также не принёс. То ли афиши получились невразумительные, то ли публика пресыщенная, но  в полутёмном зале народу собралось до унылого немного. В антракте Мусоргский в изнеможении рухнул в кресло: «Это провал… Нет, катастрофа!»

Но тут, как в сказке, скрипнула дверь – и в грим-уборную вихрем влетела добрая фея в образе Софьи Фортунато, давней петербургской знакомой и поклонницы творчества Мусоргского. Выплеснув негодование по поводу бестолковой постановки дела, Софья Владимировна взяла бразды правления в свои руки. Выяснилось, что она трудится управляющей лучшей ялтинской гостиницей «Россия», и с радостью примет незадачливых артистов, обеспечит и достойное размещение, и зал. А все хлопоты по организации выступления возьмёт на себя муж Михаил Анатольевич, который «до страсти любит музыку».

Концерт в Ялте прошёл на ура и завершился, как водится, дружеской вечеринкой за счёт заведения. С хохотом вспоминали недавние приключения в клоповнике, поднимали тосты за гостеприимных хозяев, благодарных слушателей и благословенную Ялту.

Потом пошли прогуляться по ночной ялтинской набережной, заглянули в один ресторанчик, другой, третий… А уже в полусне Мусоргскому вдруг пришло на ум  весёлое стихотворение о блохе, которое автор Иоганн Гёте вложил в уста Мефистофеля, когда он с Фаустом забрёл в винный погребок. Модест черкнул пару строк для памяти, да и уснул со спокойной душой.

В Ялте пробыли неделю. Много и с удовольствием играли для «правительницы Софьи» и её окружения. Мусоргский был в ударе, как-то раз выдал на рояле колокольный звон из «Бориса Годунова», исполнил и своё интермеццо, дав ему диковинное название «Тяжёлой дорогой по снежным сугробам».

А.С.Пушкин и Раевская в Гурзуфе

«Дух к Юрзуфу прилетит»

В свободное время посещали окрестности. Мусоргский высказал пожелание посетить Гурзуф – увидеть места, вдохновившие Пушкина. Всем обществом погрузились в брички-«корзинки», названные так по причине сплетённого из лозы кузова, и тронулись в путь. Модест взгромоздился на запятки, чтобы не отвлекаться на светские беседы, а любоваться красотой крымской природы. Его поражало бескрайнее синее море…

«зеленеющая влага вокруг утёсов Аюдага» — этой звероподобной мрачноватой горы, ни с чем не сравнимый запах можжевельника, свечи кипарисов, один из которых помнил юного «поклонника муз».

«Освежившая меня поездка»

Спустя год впечатления о путешествии по Крыму вдохновили Модеста Мусорского на новые музыкальные сочинения. Это было каприччио для фортепиано «Гурзуф у Аюдага», «Байдары». Ошеломительное впечатление производила «большая музыкальная картина» «Буря на Чёрном море»:

«Когда Мусоргский в раскате пассажей доходил до самых верхних нот, получалась полная иллюзия ударов волн о скалу», – свидетельствует современник.

Однако главным итогом крымских гастролей стала бессмертная «Блоха» – положенное на музыку стихотворение Иоганна Вольфганга Гёте «Песнь Мефистофеля в погребке Ауэрбаха» — это песня о блохе, которую Мефистофель исполняет в пятой сцене,  где причудливым образом отразились ялтинские приключения. Сам композитор указывал в своей «Автобиографической записке» (1880), об обстоятельствах создания этого произведения следующее:

«В 1879 году знаменитая драматическая русская певица Леонова пригласила Мусоргского предпринять большое артистическое путешествие по России в Малороссию, Крым и по Дону и Волге. Поездка эта в продолжение трёх месяцев была настоящим триумфальным шествием двух крупных русских артистов: талантливого композитора и известной певицы. На пути автор задумал передать в музыке стихотворение Гёте „Песнь Мефистофеля в погребке Ауэрбаха о блохе“»

Мефистофель пользуется «эзоповым языком» в критике человеческого рода, созданного Богом. Для Сатаны человек — это размножающийся паразит, опасное существо. В словах песни звучит упрёк Сатаны Господу Богу, зачем Творец так много сделал и продолжает делать для такого ничтожества, как человек, каким его видит Сатана.

В память о путешествии по Крыму Мусоргский посвятил произведение доброму гению – певице Дарье Леоновой. В конце 1879 года, уже находясь в Санкт-Петербурге, композитор начал исполнять свою песню с Леоновой в различных концертах.
Певица Дарья Леонова, обладавшая голосом низкой тесситуры (контральто) исполняла песню о блохе на своих выступлениях в апреле и мае 1880 года.

По свидетельству Н. А. Римского-Корсакова, «Мусоргский был прекрасный пианист и отличный певец». По воспоминаниям сестры художника М. А. Врубеля, Мусоргский исполнял эту песню с «демонической силой» даже «ещё лучше Шаляпина».

«в этой песне всё было настолько свежо и необычно, что он и вправду был первый»

Федор Шаляпин в роли Мефистофеля

Максим Горький оставил яркое свидетельство о том, какое впечатление производила манера Шаляпина, исполнявшего эту песню в образе Мефистофеля. По словам писателя, на сцене находился «огромный парень во фраке, перчатках, с грубым лицом и маленькими глазами», который некоторое время помолчал, и неожиданно улыбнулся «и — ей-богу — стал дьяволом во фраке», начав петь тихо, и, исполнив первый куплет, «до ужаса тихо захохотал». Потом, по-королевски властно, — крикнул портному: «Послушай, ты! Чурбан!», и снова засмеялся дьявольским смехом в реплике о кафтане блохи. После этого «с иронией, поражающей, как гром, как проклятие, он ужасающей силы» в полный голос заорал:

«Король ей сан министра и с ним звезду даёт, за нею и другие пошли все блохи в ход».

После чего негромко, убийственно и иронично Шаляпин произнёс:

«И самой королеве и фрейлинам её от блох не стало мо-о-чи, не стало и житья».

Когда он кончил петь этим смехом дьявола, — публика — театр был битком набит, — публика растерялась. С минуту — я не преувеличиваю! — все сидели молча и неподвижно, точно на них вылили что-то клейкое, густое, тяжёлое, что придавило их и задушило. Мещанские рожи побледнели, всем было страшно». 

Много не заработал, но важно другое, душа отдохнула, вернулась радость бытия.

«Решительный шаг, предпринятый мною в художественной жизни, оправдывается. Сколько чарующего, возобновляющего дарует природа! Сколько новых, подчас весьма существенных встреч с людьми, чующими искусство! Великое воспитание для меня эта поездка. Путешествие стоило того, чтобы самородный гений уверился: «Делаемое мною понято». К новому музыкальному труду зовёт жизнь!» – восторгался композитор.

Однака не суждено было сбыться творческим планам великого композитора. Через полтора года Модест Мусоргский скончался.