«Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. 23 ноября 1922 г.» — гласит посвящение повести «Алые паруса» второй жене Нине Николаевне Грин (урожденная Миронова; 1894 — 1970), подарившей писателю одиннадцать лет счастья.

Весной 1919 года Грин, как не достигший сорокалетнего возраста, был мобилизован в Красную Армию связистом, но вскоре он заболел сыпным тифом и почти на месяц попал в Боткинские бараки. Когда время от времени Грин приходил в себя после сильного жара, перед его глазами вставала игрушка ботик не с белыми, а красными парусами, которую он увидел в 1917 году в окне разорённого магазина игрушек в Петрограде

 Нина Миронова работала медсестрой в госпитале, с Александром она была знакомы и раньше. Грин впервые увидел Нину в редакции газеты «Петроградское эхо», где юная Нина Миронова работала машинисткой. Только спустя четыре года, случайно встретившись вновь, они больше уже не расставались.

В 1921 году Александри Нина поженились, ей было 27 лет, ему — 41 год. Нина стала музой писателя, он к ней удивительно нежно относился и она почувствовала себя любимой и искренне полюбила в ответ.

К тому времени молодая уроженка Гдова, Псковской губернии, Нина Миронова уже успела побывать замужем. Её первый супруг, студент-юрист Сергей Коротков погиб спустя год после свадьбы в 1916 году на фронте Первой мировой войны. Окончившая гимназию с золотой медалью, Нина была слушательницей Бестужевских курсов. Окончив два курса биологического отделения, она устроилась медсестрой в госпиталь.

После выздоровления бедствующий литератор обратился за поддержкой к Максиму Горькому, выхлопотал писателю комнату в Доме искусств. Там были написаны «Алые паруса». Голодный, нищий, ослабленный от только что перенесённого сыпного тифа, Александр Грин создал удивительную волшебную сказку о любви, наполненную светом и верой в мечту.

«Трудно было представить, что такой светлый, согретый любовью к людям цветок мог родиться здесь, в сумрачном, холодном и полуголодном Петрограде, в зимних сумерках сурового 1920 года; и что выращен он человеком внешне угрюмым, неприветливым и как бы замкнутым в особом мире, куда ему не хотелось никого впускать», — вспоминал Всеволод Рождественский.

Высоко оценил этот литературный шедевр Грина Максим Горький, часто читавший гостям эпизод появления сказочного корабля перед Ассоль — главной героиней феерии «Алые паруса».

«В то время Горький собирает голодавшую интеллигенцию Ленинграда: был создан Дом искусств для писателей, художников. И в этом Доме искусств Александр Степанович описывает своё видение этого ботика с красными парусами — пишет «Красные паруса». А когда они уже пошли в издательство, заменяет «Красные паруса» на «алые» — цвет утренней зари. Почему? Когда в Феодосии из-за моря поднимается солнце, в это время белый парус между видящим и солнцем окрашивается в алый цвет. Название корабля «Секрет»  — это секрет приносить людям счастье, сделанное своими руками. Александр Грин писал «Алые паруса», чтобы выразить праздник души человеческой, нашедшей зерно красоты и истины». — вспоминала Нина Николаевна.

Повесть «Алые паруса» была опубликована в 1923 году, на гонорар Грин устроил пир, съездил с Ниной в свой любимый Крым и арендовал квартиру в Феодосии и переехал в Крым. Инициатором переезда была Нина, которая хотела спасти Грина от пьяных петроградских кутежей и притворилась больной.

«Перебирая для переезда города Крыма, мы остановили свой выбор на Феодосии. Что прельстило нас в ней? Не могу сказать. Я впервые была на Юге с Александром Степановичем в 1923 году, на Южном побережье, очаровавшем меня. У Грина с Феодосией было связано воспоминание о сидении в тамошней тюрьме, о неудавшейся попытке сокамерников бежать через сделанный под полом подкоп. И всё. Города он не знал и не помнил даже смутно. Был ещё разговор недавно с какими-то случайными знакомыми железнодорожниками. Они восхваляли дешевизну жизни в Феодосии. Это, видимо, нас больше всего и пленило. Южный берег, как мы это увидели в 1923 году, был дорог для нас. Бюджет наш был убог, случаен, а Юг оставался Югом везде. Дешевизна же являлась большим подспорьем <…> Мы переехали в Феодосию и не пожалели: было в ней тогда девственно хорошо, живописно и дёшево, без обилия курортников, впоследствии изменившего лицо города» — рассказывала в своих «Воспоминаниях» Нина Николаевна.

«Фея волшебного ситечка»

Публицист Людмила Белогорская рассказывала, что Нину Грин называли «феей волшебного ситечка«, потому что она была первым слушателем рукописей Грина, и через неё, как через ситечко, Александр Степанович «процеживал» написанное.

После женитьбы Нина «себе обещала стараться в жизни с Александром Степановичем не разочаровывать его, как бы втечь в цельный образ».

«Я не претворялась, не актерствовала, жила, как ему представлялось обо мне, но у меня внутри были всё время свои желания, недовольства, обиды, боли. Значит, я была не такой, какую он во мне представлял. Просто было во мне 2-3 черты, совпадавшие с его женским идеалом, а он одел меня в весь идеал. От этого я часто и теперь испытываю чувство нежности и гордости…. Я иногда про себя теперь плачу или смеюсь, когда вижу, как «идеальный» мундир, к которому за 11 лет создалась привычка, не хочет слезать с меня и усложняет мне восприятие жизни», —  искренне признавалась Нина Грин.

Описывая свой обычный день из жизни в Феодосии, она вспоминала, что, проснувшись, первым делом шла в комнату супруга.

«Вчера он писал или размышлял допоздна. По полу и по столу раскиданы окурки, пепел. Воздух кисло-застоявшийся. Распахиваю окно, собираю окурки и пепел, мою пол и, вымыв, снова разбрасываю окурки по полу, но в меньшем количестве, чем прежде. Александр Степанович не разрешает, чтобы его комната убиралась, чтобы в ней мылся пол. Не потому, что он не опрятен, внутренне он ничего не имеет против чистоты и порядка, как в жилье, так и во внешнем виде, но он жалеет меня. Ему кажется, что мыть пол — труд для меня непосильный. А мне нетрудно. Но зато, когда он придёт в комнату, пол будет сух, воздух чист, в окно веет запахом моря. Он войдёт в свою комнату, и дух его возрадуется, а моей работы он не заметит, так как внимание его не въедливо на такие мелочи«, — рассказывала Нина Николаевна.

В начале 1930-х произведения Грина почти не печатали из-за «несоответствия духу и требованиям времени» . Нина Николаевна официально нигде не работала. И до переезда в Старый Крым, и после  семья Грина арендовала жильё, жить было не на что. Приметы бедственного существования, которое писателю вместе с женой и тещей приходилось влачить последние полтора года жизни, писатель без прикрас описывал в письме другу, литератору Ивану Новикову от 2 августа 1931 года:

«У нас нет ни керосина, ни чая, ни сахара, ни табаку, ни масла, ни мяса. У нас есть по 300 гр отвратительного мешаного полусырого хлеба, обвислый лук и маленькие горькие, как хина, огурцы <…> Я с трудом волоку по двору ноги. Никакая продажа вещей здесь невозможна; город беден, как пустой бычий пузырь <…> Я пишу вам всю правду».

«В те мучительные дни и годы, видимо, угнездился в нём рак», — предполагала она уже после смерти супруга. Справедливости ради остаётся сказать, что немало способствовала развитию заболевания так называемая русская болезнь, в которой время от времени  тонул гениальный мечтатель. «У нас в роду все пили и долго жили», — иронично замечал писатель, которому судьба отмеряла неполных 52 года.

Осенью 1924 года Грин купил квартиру на Галерейной улице, дом № 10 (теперь там Музей Александра Грина) в Феодосии. А в 1930 году семья переехала в Старый Крым. Последние полтора месяца жизни автор повести «Алые паруса» провёл в долгожданном собственном доме, сменив до этого в Старом Крыму три адреса. В конце мая 1932 года Нина Николаевна втайне обменяла на этот дом золотые наручные часы на золотом браслете — дорогой подарок мужа. В этом доме писатель диктовал ей страницы последнего, незаконченного романа «Недотрога», здесь же успел подержать в руках свое
последнее прижизненное издание — «Автобиографическую повесть».

Нина Грин изо всех сил старалась подарить неизлечимо больному мужу как можно больше приятных моментов. За несколько недель до смерти в письме Максимилиану Волошину она просила о том, чтобы гостившие в Доме Поэта почитатели таланта Грина навестили умирающего писателя.

«Я хочу его развлекать последние дни. О своём положении он не знает. О болезни говорить не любит. Жить ему уже недолго», — писала она.

В «Воспоминаниях» Нина Николаевна рассказала, как за три дня до смерти муж, прежде не отличавшийся глубокой религиозностью, попросил ее позвать священника, что она и сделала. Александр Степанович исповедался и причастился.

«Острой иглой впивается в сердце… мысль о том, что угасло это страстное, яркое и горячее воображение, что никогда я больше не услышу и не увижу, как плетется пленительное кружево его рассказа.  Я так за одиннадцать лет привыкла быть душой в Сашиных произведениях, что мне сейчас пусто… Теперь его нет — и мне страшно, что нет того, кто так умел тронуть мое сердце».— писала Нина Николаевна Вере Калицкой в день смерти писателя.

После смерти Грина большую часть своей жизни  Нина Николаевна посвятила увековечению его памяти и популяризации творчества. В 1934 году при содействии писателей Константина Паустовского, Валентина Катаева, Юрия Олеши, Лидии Сейфуллиной и поэта Эдуарда Багрицкого она добилась выхода сборника рассказов Александра Грина «Фантастические новеллы» в издательстве «Советская литература». На полученный гонорар решила построить новый дом в Старом Крыму.

В том же году Нина Грин вышла замуж за врача Петра Нания, который лечил Грина. В 1936 году пара вместе с Ольгой Алексеевной, мамой Нины, поселилась в построенном новом доме. В старом доме к тому времени была создана мемориальная комната Александра Грина. Нина Николаевна добилась присвоения дому статуса музея: в 1940 году власти наметили приурочить его открытие к 10-летию со дня смерти писателя. Но эти планы нарушила Великая Отечественная война, которая круто изменила жизнь крымской Ассоль.

Во время оккупации Крыма во время Великой Отечественной войны, в условиях острой нужды и заботах о больной матери Нина устроилась на работу в немецкую типографию. В апреле 1942 года стала работать там корректором, а затем и редактором подконтрольному оккупационному режиму газетного листка «Официальный бюллетень Старо-Крымского района».

«Первое время в течение полугода, когда я работала заведующей типографией, за свою работу я получала 600 рублей в месяц, а позже, будучи на должности редактора, за эту работу я получала 1 тысячу 100 рублей», — объясняла она свой нелегкий выбор.

Помимо зарплаты полагался хлебный паёк для неё и матери и два обеда в общественной столовой. Однажды Нина спасла от расстрела 13 жителей Старого Крыма, которых фашисты взяли в заложники за убитого немецкого офицера. Невероятно, но ей удалось убедить оккупантов в том, что эти люди не виновны в его убийстве, и те вместо расстрела арестованных отправили в трудовые лагеря.

В апреле 1944 года умерла мать Нины Николаевны. Ольгу Миронову похоронили рядом с Грином. По данным правоохранительных органов СССР, в начале 1944 года Нина Николаевна отправилась в Одессу, а оттуда в Германию.

По возвращении на Родину в победном 1945 г. Нину Грин арестовали и приговорили к 10 годам лагерей за сотрудничество с оккупантами. Освободившись в сентябре 1955 года, она, по собственному признанию, «бела, как лунь, лыса, как столетний кутила», стала активно заниматься увековечиванием памяти выдающегося супруга. При поддержке советских писателей ей удалось спасти дом-музей Грина в Старом Крыму, в котором и сейчас находится музей Александра Грина. К середине 1950-х старый дом-музей Грина был превращён в курятник  по распоряжению тогдашнего первого секретаря Старокрымского райкома партии Леонида Иванова. Сам чиновник Иванов поселился в новом доме, который Нина Николаевна построила рядом на гонорары от изданий произведений мужа.

В 1960 году 23 августа, в день 80-летия со дня рождения писателя, в Старом Крыму торжественно открыли Дом-музей Александра Грина. Через 10 лет, 9 июля 1970 года, в 38 годовщину смерти Александра Степановича, был открыт музей Грина в Феодосии, в доме, где с 1924 по 1929 годы писатель проживал с супругой и тещей.

Последние годы жизни Нина Николаевна провела в Киеве, ежегодно приезжая в Старый Крым на лето.

27 сентября 1970 года Нины Грин не стало. В завещании покойная просила похоронить ее в семейной ограде между могилами матери и мужа. Однако местные власти Старого Крыма захоронили ее в другом месте городского кладбища.

В 1997 году прокуратура Крыма полностью реабилитировала Нину Грин.

«Из имеющихся в материалах дела фактических данных усматривается, что Грин Н. Н. в период Великой Отечественной войны не принимала участия в карательных акциях против мирного населения, не занималась предательством и не оказывала в этом пособничества… Таким образом, Грин Н. Н. не совершила действий, предусматривающих ответственность за измену Родине», — говорилось в заключении надзорного органа.

Вместо эпилога

Солагерница Нины Николаевны Ольга Белоусова вспоминала, как находясь в Москве уже после освобождения, Нина однажды пригласила её в филиал Большого театра на балет «Алые паруса». Ассоль танцевала блистательная Ольга Лепешинская. Неожиданно на весь зал объявили: «Здесь присутствует сама Ассоль». Осветители направили софиты на ложу, в которой сидела Нина Грин. Послышались бурные аплодисменты, зрители стали бросать в ложу цветы…

«Счастье сидело в ней пушистым котёнком. Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета», — все было сном, где свет и вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене…»

«Вот какая была жена у Саши, которую он нежно любил! Хорошая!» — писала Вера Павловна Калицкая (урожд. Абрамова, в замуж. Гриневская, 1882—1951) — первая жена выдающегося русского писателя Александра Грина (1880—1932).