Книга Анатолия Ароновича Штамброка «Из царства Атея в Неаполь Скифский». II. ВСАДНИКИ ИЗ НЕАПОЛЯ СКИФСКОГО.

Во время войны Музей изобразительных искусств в Москве пострадал от фугасной бомбы. Взрывная волна прогнула железные решетки в окнах и смела стеклянную крышу. Сотни квадратных метров стекла превратились в килограммы стеклянного порошка. Мелкий порошок сыпался потом из всех щелей.
Горделивые кавалеры в шелковых камзолах и дамы в атласных платьях, задумчивые старики и веселые фламандские крестьяне с волосатым сатиром покинули стены музея. Полотна свернули в трубки и вывезли.

В Итальянском дворике оставались гипсовые слепки суровых кондотьеров на богатырских конях и пятиметровый Давид, спокойно расправлявший плечи перед боем. Оставался портал Фрейбургского собора – главный вход с полукруглой аркой и рельефными изображениями святых и ассирийские крылатые быки, вделанные в проходе. Они вросли в здание музея и не склонны были к передвижению.
Зияющую крышу заделали чёрным толем. В полумраке могучие кондотьеры, как бы потеряв свою плоть, превращались в тревожные тени, сливаясь с порталом Фрейбургского собора. Они выплывали из мрачных стен, словно привидения в средневековом замке из романов Анны Редклиф.

Директором московского Музея изобразительных искусств стал скульптор Сергей Дмитриевич Меркуров. Его гранитный монумент Тимирязеву был свален взрывной волной и снова восстановлен на своем месте. Теперь скульптор Меркуров восстанавливал музей.
Из своей мастерской в Измайлове он приезжал на Волхонку, торопливо входил в кабинет и говорил: «Что нужно скульптору? Хорошие руки, глина и воображение», и воображение не покидало его и в директорском кабинете.
Сергей Дмитриевич брал карандаш и чертил план перестройки музея, который должен стать грандиозным дворцом искусства и состоять не из одного здания, а из нескольких, соединенных между собой крытыми переходами. Обычно разговор о перестройке музея оканчивался обсуждением плана ремонта крыши. Толевая кровля протекала, и к ней были прикованы все мысли сотрудников.
В то время обыкновенные гвозди или фанера становились такой же далекой мечтой, как и дворец искусств. Мечтать приходилось всем, потому что между рабочим планом и фантазией не было ясной границы.

Мечтал и приехавший в музей из Ленинграда Павел Николаевич Шульц. Он ходил в кирзовых сапогах, в короткой пехотной шинели, с полевой сумкой через плечо. На мечтателя он не походил, но в его полевой сумке лежал план археологических раскопок легендарного Неаполя Скифского. Древняя столица скифов представлялась такой же таинственной и смутной, как легендарная Антлантида, жившая в фантазии романистов.
Разговор в кабинете директора не окончился обычным решением снова заделать кровлю, когда зашла речь о поисках Неаполя Скифского, решили снарядить археологическую экспедицию.

Летом 1945 года Шульц со своими сотрудниками отправился в путь. В Симферополе, оставив вещи на вокзале, группа пересела на трамвай, им не терпелось осмотреть место предстоящих раскопок.
Трамвай неторопливо увозил в века до нашего летоисчисления, позади них остались витрины магазинов и театральные афиши. От трамвайной остановки москвичи вышли в переулок и с удивлением прочитали его название «Скифский переулок» было написано на жестяных табличках, светящихся, как семафор, поднятый единомышленниками, открывая путь в царство Скилура.

Дальше открывалась возвышенность, описанная в археологических летописях: треугольное плато, обрамленное рекой Салгир, Петровской балкой и скалистым обрывом. В нависших скалах ветры выточили узоры, и они таинственно мерцали, как выступающие из стен рельефы в древнеиндийских храмах.
На вершине – рыжая, выжженная солнцем земля, изрезанная окопами. Кругом валялись стреляные гильзы и осколки снарядов – следы недавних боев. Остатки стен, что видели в прошлом веке археологи, не сохранились на истерзанной земле. Всё же привычный глаз ученых уловил границы древнего города, занимавшего двадцать гектаров, площадь немногим меньше Ольвии.

Оборонительная стена Неаполя Скифского

Лагерь Шульца расположился в Петровской балке. Раскопки начали в трех местах: у границы крепостной стены, в некрополе – древнем кладбище за чертой города и возле того места, где в 1827 году были найдены рельефы и мраморные плиты с надписью.
Обнажившийся остов крепостных стен отличался мощностью кладки. В некоторых местах толщина стены доходила до двенадцати метров, напоминая циклопические стены Трои и Микен, о которых в древние времена думали, что их сложили не люди, а мифические великаны – циклопы. У стены нашли следы боевых башен и дубовых ворот.
На том месте, где копал Бларамберг, обнаружилась утрамбованная площадь. Здесь нашли известковую крошку, черепицу и множество обломков: часть капители от колонны, мраморную кисть руки, державшую посох или копье, куски от бронзовых скульптур и осколок от постамента с посвятительной надписью богине земледелия Деметре.

Невдалеке от этого места открыли остовы двух домов. Один из них, с восемью вертикально поставленными столбами, был обмазан глиной, другой – удлиненной формы – на каменном цоколе был сложен из сырца. Здесь же нашли куски красной, зеленой и желтой штукатурки. Стены домов были покрыты прежде цветной росписью. В помещении здания сделан подвал, вырубленный в скале.

Древний город Неаполь Скифский вёл обширную торговлю. Археологи нашли зернохранилища, глиняные бочки – пифосы и множество обломков амфор – сосудов для вина и оливкового масла. На ручках амфор клейма соседних государств: Боспора, Херсонеса, Ольвии и заморских стран: родосские, синопские, книдские и всякие другие.
Предположение Шульца, что Неаполь на Салгире был не только крепостью, но и столицей скифского государства, подтвердилось.
В сопоставлении одних находок с другими рисовалась картина города. Всем въезжавшим в главные ворота открывалась белая площадь, вымощенная известняковой крошкой. В центре площади стояло здание с двумя портиками. Сюда приезжали гонцы царя, посланники и купцы из соседних государств.

В портиках стояли рельефные портреты Скилура и Палака и рельеф всадника — Палака, бросающего копье. Парадное здание, конные портреты героизированных царей и торжественные надписи на мраморных плитах напоминали о силе и величии скифского государства.
Возле здания стояли мраморные и бронзовые статуи богов. Скилур и Палак носили греческие плащи и не чуждались эллинской культуры, они ценили тех греков, которые оказывали скифскому государству услуги. На площади стояла мраморная плита с посвятительной надписью богам грека Посидея сына Посидея, одолевшего морских разбойников. Посидей сын Посидея был прославленный ольвийский моряк, переселившийся в столицу скифского государства.

Поодаль от белой площади шли жилые кварталы столичной знати. Дома здесь были каменные с черепичной кровлей, стены покрыты росписью. Приближенным царя доставалась большая доля из той дани, что собирал царь. Купцы богатели на продаже хлеба. Хлеба в Неаполе Скифском было много. Археологи нашли шестьдесят зерновых ям, земляные хранилища грушевидной формы, выложенные камнем.
Дальше в жилых кварталах жили ремесленники: гончары, ювелиры, каменщики. Скифские гончары изготовляли лепные сосуды с хорошей отделкой. Их покрывали орнаментом и лощили. Резчики выполняли портреты своих заказчиков.
Скифы любили носить амулеты, чтоб отгонять злые силы, В те времена амулеты были распространены в разных странах, особенно в Египте. Там они изготовлялись в виде скарабеев. Скарабеи – священные жуки, вырезанные из камня, – славились везде, их привозили и в Неаполь Скифский. Скифский мастер на обратной стороне египетского скарабея из сердолика вырезал портрет бородатого скифа. Мастер сохранил индивидуальные особенности портрета царя Скилура, а его бороду превратил в орнаментальную кайму.

Город скифов стоял на Салгире, как воин с надёжным щитом. С трех сторон его окружали естественные препятствия, а с юга, где начинался пологий спуск в степь, высилась оборонительная стена с квадратными башнями. С башен были видны дальние подступы к городу, степи и горы. Скотоводы перегоняли на пастбища громадные табуны лошадей и отары овец, стада коров и быков. В случае появления неприятеля зажигали сигнальные костры. Стража на башнях всматривалась: нет ли сигналов тревоги дымом или огнём?

Город Неаполь Скифский на Салгире возник в III веке до нашей эры. После того, как царство Атея распалось и опустел город металлургов в Приднепровье, столица скифского государства была перенесена в Крым. Неаполь Скифский стоял на ключевых позициях, в центре полуострова, на стыке древних путей, соединяющих степи и предгорье с побережьем Чёрного моря.

Через сто лет город на Салгире достиг наивысшего расцвета. Это было время царствования Скилура, сплотившего племена в скифском государстве. Дома в столице перестраивались, знать окружала себя роскошью, обзаводилась заморской утварью. В город стекались ремесленники – скифские мастера и греки из соседних государств.
С того времени, как возникла скифская столица на реке Салгире, Херсонес и Боспорское царство стали испытывать тревогу. Прежде Херсонесу угрожали только тавры, жившие в горах, городов они не строили, но были отличными моряками. Суда, выходившие в море, они грабили и захватывали пленников, а с гор совершали разбойничьи налеты.
Херсонесцы много рассказывали о свирепости тавров. Одни говорили, что, захватывая в море потерпевших кораблекрушение, тавры привозили их к храму богини Девы, стоявшему на горе. Там они приносили в жертву пленников ударом дубинки и сбрасывали их в пропасть. Другие говорили, что пленников не сбрасывали с горы, а насаживали на кол.
Таврскую богиню Деву херсонесцы почитали, смешав её с греческой богиней Луны и охоты – Артемидой. Богиня Дева стала у них покровительницей Херсонеса. На главной площади они построили храм богине Деве, чеканили монеты с её изображением в разных видах: с луком и стрелой или с ланью.

В появлении скифского города на Салгире херсонесцы увидели новую угрозу. Скифы были опаснее тавров. В то время, когда Неаполь Скифский начал расти, херсонесцы построили казармы у ворот города и стали укреплять оборонительные стены.

Херсонесцы славили силу богини Девы, ободряя граждан. Херсонесский историк Сириск читал на площади рассказы о чудесах богини Девы, всегда спасавшей город. За это Сириска увенчали золотым венком и высекли на мраморной плите посвятительную надпись в его честь.

На площади храма богини Девы поставили стелу со словами присяги херсонесцев. Там было высечено:
Клянусь Зевсом, богиней Земли и богом Солнца, богиней Девой и всеми богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом, территорией и укреплениями херсонесцев.
Я буду вместе со всеми заботиться о спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Калос-Лимена-Прекрасной Гавани и остальной территории, которой херсонесцы управляют…

После воцарения Скилура херсонесцы ищут себе союзников. Раздоры с Боспором прекратились, но царствовавший боспорский царь Перисад мало чем мог помочь херсонесцам, так как и сам был подвласен Скилуру и платил ему дань.

Ольвия признала владычество Скилура и чеканила монеты с его именем. Самоуправление Ольвии сохранилось, но поборы скифских посланников были разорительны для «счастливого города». В годы неурожая нечем было платить дань, и тогда богатые граждане отдавали свое добро, за что в их честь на площади города ставили плиты с посвятительными надписями.
Херсонесцы нашли себе защитника по ту сторону Чёрного моря, в Малой Азии, было сильное государство Понт, соперничавшее с Римом. Население понтийского царства было смешанным, но преобладали капподакийцы, среди знати – персы, а в наёмное войско шли греки, фракийцы, галеты. Херсонесцы заключили союз с понтийским царем, и он покровительствовал им.

А в Неаполе на Салгире скифский царь Скилур укреплял оборонительные стены города. Был построен второй каменный пояс и промежуток между первым и вторым засыпали бутом – раздробленным камнем.
Скифское государство было отрезано от моря. На всём побережье Чёрного моря стояли греческие города. Торговлю скифам приходилось вести через греческие порты Херсонес, Боспор и Ольвию. Скилур задумал пробиться к морю и самому торговать с заморскими странами. Богиня Дева не помогла херсонесцам, скифы оттеснили их, заняв Керкинитиду и Калос-Лимен -Прекрасную Гавань.

Скилур с сыном и соправителем Палаком объезжали на скакунах свои владения. На перекрестке дорог стояли крепости Палакий и Хабей. Здесь царей встречали конные воины, умевшие быстро рассыпаться и выстраиваться в ряды и метко стрелять из лука на всем скаку. Скифская конница прослыла непобедимой.

Палак оглядывал степь – кругом скифская земля, тучные табуны и синее небо. Быструю конницу можно собрать по первому зову. Сила скифов большая, но не всё спокойно на свете. Скилур хитро щурил глаза, хмурил брови, и лицо его становилось суровым… Такими Скилура часто видели мастера из города Неаполя Скифского на Салгире, таким и запечатлели они портреты скифских царей в каменных плитах.

Саркофаг царицы. Реконструкция

В камнях Неаполя Скифского сохранился календарь жизни города. Возникший на реке Салгире в III веке до нашей эры, Неаполь был небольшим городом,  и толщина его оборонительных стен не превышала двух-трех метров. В слоях земли этого времени встречались тонкие прослойки со следами городской жизни и культуры скифов. Во II веке до нашей эры, в царствование Скилура, оборонительная стена наращивается до шести-семи метров, местами даже до двенадцати и прослойка со следами скифской культуры значительно увеличивается.
Поверх радужного слоя с остатками цветущей скифской культуры прошла серо-чёрная прослойка золы и сажи. На эти следы пожарищ археологи наталкивались в разных местах. Какое-то страшное бедствие обрушилось на Неаполь Скифский в конце II века до нашей эры. О том, что здесь случилось, рассказывает надпись на постаменте, найденном в Херсонесе.

После того, как скифы основались в Керкинитиде и Калос-Лимене, жизнь херсонесцев стала еще тревожней. Они опасались грозного соседа и обратились за помощью к царю Понта Митридату Евпатору, их союзнику. Понтийский царь Митридат прислал в Херсонес из своей столицы Синопы своего лучшего полководца Диофанта. Прославленный  в войнах Диофант прибыл в Херсонес с понтийскими наемниками, совершил, как говорили херсонесцы, много прекрасных дел и подвигов, и благодарные граждане поставили ему бронзовый монумент.

Не сохранился памятник Диофанта, поставленный в Херсонесе среди алтарей и статуй самых чтимых богов, но в 1878 году был найден мраморный постамент со следами ног от статуи и с надписью в честь Диофанта. Этот постамент находится в Государственном Эрмитаже в Ленинграде. надпись сохранилась не полностью и начинается такими словами:
«…Диофант, сын Асклапиодора, гражданин Синопы, наш друг и благодетель, пользуясь доверием и уважением, как никто, со стороны Митридата Евпатора, постоянно оказывается виновником всего хорошего для нашего города, направляя царя понтийского на самое прекрасное и славное. Будучи им привлечён и приняв войну против скифов, Диофант прибыл в наш город мужественно со своим войском переправился на ту сторону».
Далее в надписи говорилось, как Диофант вступил в битву с войсками Палака. Натиск Диофанта был сильным, по словам надписи, он обратил в бегство скифов, до тех пор считавшихся непобедимыми.
Но что это за бегство? Может быть, это бегство было притворным – обычная тактика скифов рассыпаться конницей по степи с целью заманить противника в более выгодные для них позиции боя? Надпись составлена высокопарно, она славит победу Диофанта и умалчивает о действиях скифов, а потому в ней немало противоречий.

После победы, оказывается, Диофанту пришлось усилить свое войско и снова начинать поход. После разгрома скифов, – говорится в надписи, – Диофант совершил ещё много подвигов, но сколько после того, как к нему присоединились херсонесские ополченцы цветущего возраста, двинулся в поход. Он проник в земли Скифии, и скифы сдали ему царские крепости Неаполь и Хабей, признав себя подвластными понтийскому царю Митридату Евпатору. За все эти победы диофанта благодарные херсонесцы торжественно почтили царя Понта как освободителя от владычества варваров.

Но, оказывается, скифы не подчинились понтийскому царю. По словам надписи, скифы, обнаружив вероломство, отложились от царя Понта. Славные победы Диофанта ни к чему не привели, положение дел снова сложилось не в пользу херсонесцев и тревожило их.
Пришлось опять обращаться к Митридату Евпатору — царю Понта.  Из Синопа, столицы Понта, Митридат снарядил войско и хорошо оснастил корабли. Время уже клонилось к зиме, когда Диофант с отборными войсками отправился в Херсонес. Там к его войску присоединились сильнейшие из граждан Херсонеса. Диофант повёл войска к Неаполю на Салгире, но из-за непогоды повернул к побережью. Ему удалось овладеть приморским городом Керкинитидой, и он приступил к осаде Калос-Лимен — Прекрасной гавани.

В это время Палак не дремал. Он привлек на свою сторону союзников из родственного племени раксолан. С объединенными силами он выступил против Диофанта, осаждавшего Калос-Лимен.
Весть о походе Палака против Диофанта, увязшего в осаде Калос-Лимена, встревожила граждан Херсонеса. Они обратились с мольбами и жертвоприношениями к богине Деве, и жрецы устроили в храме чудеса, чтоб вдохнуть отвагу в войско Диофанта.
Диофант всё же успел перегруппировать свои войска раньше чудес в храме и подхода Палака. Он выставил вперед тяжеловооруженных воинов, закованных в броню. На их стороне было теперь преимущество.

Надпись на постаменте гласит: «Воспоследовала для царя Митридата IV Евпатора победа славная и достопамятная на все времена, ибо из пехоты Палака никто не спасся, а из всадников ускользнули лишь немногие».
Из дальнейших слов надписи видно, что праздновать полную победу над скифами было ещё рано. Диофант опасался, что скифы вновь соберут ударную силу, не теряя ни минуты, он перешёл горы, а в начале весны его войска ворвались в Хабей и осадили Неаполь Скифский. Несколько слов в надписи стерто, но о том, что там случилось тогда, рассказывает пепел, обнаруженный в раскопках скифского города на Салгире.

Херсонесцы, радуясь победе Диофанта, славили могущество богини Девы. Сам же Диофант, по-видимому, не слишком был уверен в покровительстве богини и полном разгроме скифов. Он отправился в столицу Боспорского царства – Пантикапей, чтобы склонить боспорского царя Перисада принять покровительство Митридата Евпатора, царя Понта.

Во время этих переговоров случилось неожиданное. Скиф по имени Савмак поднял восстание в Пантикапее, боспорский царь Перисад был убит, а полководцу Диофанту пришлось бежать из города.
Читая херсонесскую надпись, учёные долгое время думали, что в Пантикапее произошёл дворцовый переворот. Надпись на постаменте продолжалась так:
«Когда скифы во главе с Савмаком произвели государственный переворот и убили боспорского царя Перисада, вскормившего Савмака, на Диофанта же составили заговор, последний, избежав опасности, сел на отправленное за ним херсонесскими гражданами судно и, прибыв в Херсонес, призвал на помощь граждан».
Учёные, толковавшие надпись, считали, что Савмак, вскормленный царем Перисадом, был царевичем, сыном или родственником боспорского царя. Уязвлённый тем, что Боспор достанется не ему, а понтийскому царю, он убил Перисада, захватил власть.

А.С. Жебелев в 1924 году истолковал надпись иначе. Он стал выяснять, что значит слово «вскормленник». Оказалось – древнегреческие писатели вкладывают различный смысл в слово «вскормленник» и «воспитанник». Обратившись затем к боспорским документам, Жебелев установил, что «вскормленниками» называли тех рабов, что родились и выросли в доме господина.
Стало быть, Савмак – не наследный принц, а всего только домашний раб Перисада. Теперь уже менялась и картина событий: в Пантикапее произошёл не дворцовый переворот, а восстание скифских рабов, поднятое Савмаком и охватившее всё Боспорское царство.

Полководец Диофант, бежавший из Пантикапея, понял , что опасность возросла, и что на херсонесцев надеяться нечего. Он отправился в Понт и стал собирать военные силы. В надписи на постаменте говорится, что Диофант нашёл в понтийском царе Митридате Евпаторе ревностного поборника нового военного похода.

Понтийский царь Митридат строил планы захвата земель по ту сторону Чёрного моря, и восставшие рабы его очень беспокоили. В то время рабы поднимали восстания в разных странах, и ему уже приходилось подавлять восстание рабов в Сицилии. Восстание скифских рабов было для него страшнее существования скифского государства.

Митридат готовил поход долго, почти целый год он снаряжал корабли, и вооружал войска. В надписи сообщается: в начале весны следующего года (это был 109 год до нашей эры) Диофант переправился в Херсонес с сухопутными и морскими войсками, овладел Феодосией и Пантикапеем, захватил в свои руки предводителя восставших рабов Савмака и приобрёл власть над Боспором для царя Митридата Евпатора.
На этом торжественная надпись в честь Диофанта кончается, но бедствия после его войн не кончились.

За море в царство Понт шли корабли с данью из Боспора и Херсонеса. Митридат вёл войну с Римом и потерпел поражение. Приехав в Пантикапей, он увеличил поборы, готовясь к новой войне, народу стало совсем плохо и тяжело жить. От царя отвернулись все, даже собственные сыновья предали его. Оставшись один, царь Митридат, по преданиям, лишил себя жизни.

В городе Керчи гора носит имя Митридата, на ней высился дворец царя и храмы Пантикапея. В 1820 году на Митридате побывал опальный Пушкин и видел ещё остатки древних стен. «Здесь закололся Митридат», – писал он позже.
Боспорское царство стало подвластно Риму, и боспорские цари прибавляли к своему потускневшему титулу слова «друг римского цезаря».

В Херсонесе стоял гарнизон римских легионеров, торговые корабли везли теперь дань в Рим. В слоях земли тех времен археологи находят монеты римских цезарей и остатки римских крепостей.
После диофантовых войн Неаполь Скифский продолжал своё существование. Поверх прослойки золы и сажи Шульц обнаружил следы жизни города Неаполя на Салгире. Перестраивались и поврежденные дома и оборонительная стена, возводились новые здания, оживлялись торговля и ремесла. Среди привозных изделий чаще стали встречаться обломки посуды из Херсонеса и Боспора и реже из заморских стран. Город жил новой жизнью.

Каменная гробница