Любимый всеми актёр, режиссёр, педагог и телеведущий Александр Ширвиндт — автор автобиографических книг с размышлениями о жизни. Он шутил над всем.
Вспомним несколько мудрых и остроумных цитат этого уникального человека.

«Сидел я как-то, ел шашлык и размышлял о всяком. Что такое хвалёная французская кухня? А это — кухня от голода и отчаяния. Лягушачьи лапки, улитки, мидии, заплесневелый или высохший сыр, луковый суп, артишоки… Это когда от отсутствия нормальных продуктов съедается всё, что можно разжевать. Кухня реальной нищеты, которую маркетологи завернули в красивую оболочку якобы «изысканности».
Целое поколение выросло в дискурсе: «Это вы там у себя в России пьёте водку — а я вискарик пью, не моложе 12-ти лет».
А тут для западников такой облом. В России, оказывается, появилась руккола, понимаешь ли, краснодарская. Да ради этого, что ли, люди жили? Вписывались в темки и встраивались в схемки, кидали, прогрызали путь к светлому будущему, освещаемому неоновыми логотипами престижных брендов и высочайшей калорийностью удачно сфотканных блюд?

Сказать ведь им, что, например, престижная итальянская приправа орегано — это всего лишь душица, которую моя бабка заваривала в детстве от кашля, они ж удавятся от ужаса бытия и несовершенства мира. А моцарелла — это если в молоко плеснуть скисшего вина — уксуса, говоря проще — и откинуть на марлю. В общем, неликвид, который пить никто уже не может, так утилизировать его хоть как-то.

А суши? Это когда нищий голодный рыбак, которого на берегу за блеск ножа просто зарубит любой самурай, сидит в море в своей лодке и, торопясь, срезает дольками мясо со свеже пойманной рыбы, потому что развести огонь нельзя. Потом макает в уксус, потому что в рыбе весёлые червячки живут, а потом лезет холодной рукой в мешок с рисом, скатывает там комочек влажного и солёного от морской воды риса и съедает это. Причём панически оглядываясь, не видит ли кто.

Можно провести контрольный выстрел, рассказав, что такое фондю. Это когда нищий швейцарский крестьянин, обогревая зимой хату собственным теплом, ползёт в погреб — а там всё съедено — и собирает окаменелые обрезки сыра, чтобы разогреть их, и когда они станут мягкими, — туда сухари макать. Просто потому, что есть больше нечего.

Ещё стоит напомнить, что единственное блюдо американской кухни — это украденная у индейцев птица, и мега-праздник беглого англо-переселенца (т. е. уголовника), который годами ел солонину и бобы. Вот мега-праздник у этого интеллектуала был — раз в год поесть большую запечённую птицу, украв её у местных, которых в рамках протестантской благодарности потом отравить исподтишка.

А престижный французский суп буйабес — это когда рыбак, живущий прямо в своей лодчонке, потому что даже на шалаш на берегу денег нет, продав основной улов, заваривает себе остатки рыбы, которую не удалось продать даже за гроши.

И на всё это смотрят живущие в нашей стране, где буженина, расстегаи, блины с икоркой, стерлядь да двенадцатислойный мясной пирог, балык, кулебяка на четыре края и четыре мяса. Смотрят и офигевают. Потому что всё вышеперечисленное внезапно оказалось не престижно — ибо это всё не загранично.

Да, ешьте, сколько влезет, всё равно много уже не влезет. В человеке важен не вес, а то, как он его носит!
Спите, сколько хотите, у пенсионера — когда встал, тогда и утро. Не ждите, когда кто-то сделает вас счастливым, — налейте себе сами. Если жизнь после пятидесяти вас не устраивает, примите ещё пятьдесят.

«Если вас незаслуженно обидели — вернитесь и заслужите,» — как говорил Жванецкий. Не жалуйтесь на судьбу, ей с вами, может быть, тоже не сильно повезло.
И не берите от жизни всё — вдруг не донесёте. А идя исповедаться, берите валидол — вдруг батюшку прихватит от вашего рассказа.
Относитесь к себе с любовью, а ко всему остальному — с юмором.
Ваш Александр Ширвиндт.

Александр Ширвиндт, Андрей Миронов, Михаил Державин

Смысл нашей жизни заключался в том, чтобы не потерять себя в определенном узком кругу знакомых, близких, друзей и чтобы этот узкий круг был достаточно широк.

У нас всегда было тёмное прошлое, жуткое настоящее, светлое будущее… Светлое будущее – где-то на горизонте, а он, как известно, удаляется по мере приближения.

Вообще время было замечательное. Знаете почему? А мы не знали, что бывает другое, — лучшее. Мы по-детски умилялись ощущению уже морозной оттепели, не соображая, что она в весну не перешла и уже не перейдёт никогда.

Сегодня я понимаю, как расточительно-безвольно тратил отпущенное мне судьбой время. Как-то Даниил Гранин без всякого пафоса сказал:

«Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе быть несчастным».

Я тоже по старости думаю, что надо успевать быть счастливым, добрым и любимым, а не полемизировать по любому поводу, потому что, как яростно ни борись, всё равно окажешься на каком-нибудь тихом сельском кладбище.

С возрастом мы всё время преодолеваем разного рода пороки, и, когда, наконец, всё преодолено, образуется огромное количество времени, которое нечем занять. Тут и выручает рыбалка.

Меня один хороший доктор успокоил.

« Даты — это всё бред. Возраст человека, определяется не датами, а его существом». — сказал он. Иногда, очень недолго, мне бывает где-то в районе 20 лет. А иногда мне под 100.

Сегодняшние старики судорожно пытаются вписаться в эпоху. «Не стареют душой ветераны…» Кому на… нужны эти души? Секонд-хенд. Старики должны сегодня ходить со счастливыми лицами, чтобы не настораживать молодежь и не провоцировать Думу принять закон о добровольно-принудительной пенсионной эвтаназии. Правда, есть другая опасность: могут ввести пенсионный возраст — 95 лет.

Ненавижу ненависть к тому, что вообще никакой эмоции не заслуживает.

Нельзя существовать в круглосуточном, не проходящем чувстве ненависти, раздражения, неприятия, ощущения беды и горя. Должны быть оазисы, просветы. Жизнь-то одна… Так что внутри любого кошмара надо пытаться искать позитивные эмоции.

Из интервью Державина и Ширвиндта:

Нужно всегда доставлять хорошее настроение. Люди в основном живут подавленные – причём во всём мире. Подавленные друг другом, обществом, государством, и если добавляется ещё один подавитель, то становится совсем невыносимо. Поэтому я стараюсь радовать людей.

Сатира — это уже не моё, она подразумевает злость. Мне ближе самоирония — спасение от всего, что вокруг.

«Я люблю пародию, иронию. Без самоиронии сегодня не выживешь. Если ко всему относиться с выпученными глазами, не хватит духу» – сказал в одном интервью Александр Анатольевич.

Эрдман, Шварц — вот близкие мне авторы. У них нет злости, есть грусть и ирония. Волшебник из «Обыкновенного чуда» говорит замечательные слова:

«Всё будет хорошо, всё кончится печально».

Когда знаешь, что всё будет хорошо и кончится печально — какая уж тут сатира.

Смеяться нельзя только над идиотизмом: когда человек поглощен какой-то идиотической идеей – его не сдвинешь. Он может лишь злиться, отбиваться. В шутке же, в иронии всё-таки есть надежда, что предмет иронии это услышит.

Шекспир был абсолютно прав: мир – театр! Вот, например, смотрю заседание Думы и вижу депутатов, которые годами сидят в этом зале и рта не открывают. Зачем они нужны? Почему они там сидят? И тут я понимаю, что это массовка. Без массовки театр невозможен. Эта театральность существования касается не только Думы, но абсолютно всех сфер нашей жизни.

Мы обожаем расхожие выражения, которые почему-то становятся истинами. «Если человек талантлив, то талантлив во всем». Бред. Я знаю нескольких гениев, не способных вбить гвоздь или сварить яйцо.

Как говорил кто-то у Чехова и моя покойная нянька, все болезни от нервов. А нервы — это что? Нервы — это стрессы. А стрессы — это что? А стрессы — это жизнь. Поэтому я всю жизнь стараюсь себя обезопасить иронией. Но всё-таки с годами накапливается огромный запасник негатива.

За 80 лет не случалось всерьёз отчаиваться – только делаю вид. Это сохранило шевелюру, гладкую кожу морды лица и инфантилизм старого мудака.

В поздних интервью старая гвардия актеров, на вопрос «Почему вы сниматься перестали?»отвечали так:

«Искусства больше нет. Культура опошлилась. Шоу строится на китче и пафосе. Зритель стал всеяден».

Наш организм устроен так, что от плохой еды может тошнить, а от плохого кино и музыки — нет. Мозг вмещает все и требует большего. Богдан Титомир сказал: «Пипл хавает».

Раньше про старых артистов говорили так:

«Вот ты его даже не знаешь, а он тебе как родной»

А про новых артистов так не говорят потому, что никто не хочет иметь таких родных.
Необязательных, хитрых, подлых, эгоистичных.
Самовлюбленных, холодных.
Идущих по головам. Оскорбляющих других ради забавы.
И пусть они — это 100% кальках с нас самих, отражение зеркальное. Зачем нам это смотреть? Этой вакханалии и в обычной жизни хватает.