«Керкинитида», В.А. Кутайсов.

Письмо Апатурия.

В 1984 г. в процессе раскопок восточной окраины Керкинитиды был обнаружен обломок стенки амфоры с древнегреческой надписью из восьми строчек. Столь уникальная эпиграфическая находка превзошла все наши ожидания. Правда, археологическое лето того года было весьма «урожайным» на надписи, прочерченные на черепках. Вспомним, например, упомянутое выше посвящение на донышке чернолакового скифоса надпись: «Артемиде Эфесский — Хедея». — одному из главных божеств малоазийских греков. Эпистолярные памятники являются большой редкостью, и поэтому появление каждого такого документа — событие всегда радостное.

В этом жанре письменности отразилась сама жизнь древнего эллина. Частное письмо, не рассчитанное на широкий круг читателей, естественно, не претерпевало какого-либо предвзятого редактирования из государственных, социальных или иных соображений. Письмо — чистый,  идеальный, исторический источник, в котором субъективное восприятие событий сочетается с наиболее объективным их освещением. Касаясь вполне конкретных житейских вопросов, письмо непроизвольно отражало определенный срез истории города.

Как известно, в Древней Греции пользовались различными материалами для письма: самыми распространенными были восковые таблички (пинаксы), которые использовались не только для обучения детей в школе, но и просто для повседневных записей, включая деловые и финансовые, для черновиков и тезисов выступлений политических деятелей, учёных, поэтов, а также набросков, которые затем переносились на папирус и пергамен. Деревянными дощечками, покрытыми воском, пользовались постоянно, затирая каждый раз предыдущие тексты.

Папирус доставлялся из Египта — единственного производителя этого материала, где он благодаря жаркому климату и слою песка сохранился до наших дней. Наиболее известное место находок папирусных свитков — древний город Оксиринх. Оптимальные для этого материала условия сохранили уникальные отрывки из сочинений античных авторов, в том числе произведений, ранее считавшихся полностью утерянными для человечества. Благодаря открытиям археологов в Египте родилась новая вспомогательная историческая наука — античная папирология.

К сожалению, в условиях Северного Причерноморья с более влажным и прохладным климатом папирус не сохраняется, во всяком случае, пока ни один из них не открыт. Вместе с тем, древние свитки папируса наверняка имелись на берегах Понта. Дион Хрисостом, писатель II в. н. э., посетивший Ольвию, не без удивления сообщал, что почти все ольвиополиты — потомки милетских переселенцев, основавших колонию в VI веке до н. э., наизусть знали «Иллиаду». Значит, они обладали текстами. Папирус доставлялся из Египта, и в силу своей дороговизны использовался для записи трудов древнегреческих писателей и ведения государственной документации, например, написания постановлений совета и народного собрания, международных договоров, правовых обязательств, хранившихся в архивах полиса. Благодаря архиву в Тире мы узнаем об одном из почётных декретов города Керкинитида. Конечно, в наш полис привозили и уже готовые книги-свитки, которые и служили оригиналами для местных переписчиков.

Самым дорогим писчим материалом служил  пергамент (перга́мен; нем. Pergament, от греч. Πέργαμον, Пергамон) — материал для письма из не дублёной сыромятной кожи животных, которой пользовались до изобретения бумаги. Для того чтобы переписать поэмы Гомера, требовалась кожа целого стада овец и телят. И хотя в причерноморских степях было достаточно скота, в силу сложности обработки кожи перга́мен употреблялся понтийскими греками очень ограниченно. К тому же, перга́мен вошёл в моду значительно позже папируса, со II в. до н. э.

Свинцовые таблички из Иордании

Гораздо более доступными, но зато более тяжёлыми и потому неудобными были свинцовые пластины, на которых без особого труда можно было нацарапать острым стержнем любой текст. Этот материал в силу определенных природных качеств надолго сохранял нанесённые на него знаки. Из «Описания Эллады» Павсания — писателя и путешественника II в. н. э. — мы узнаем о поэмах Гесиода, воспроизведенных на свинцовых пластинах.

Наибольшей известностью в Причерноморье пользуется Березанское письмо на такой же скрученной в трубку пластине некоего Лхиллодора, относящееся к концу VI в. до н. э. Эней Тактик, военный инженер IV в. до н. э., к примеру, советует тайное послание нанести на оловянную пластинку, тогда ему не будет страшна сырость и его можно без опасения вшить в подошву сандалии.

Надпись можно сделать и на другом материале. Совсем недавно было опубликовано уникальное по своему жанру и содержанию прорицание дидимского оракула на костяной пластинке, относящейся к третьей четверти VI в. до н. э.* Оно предназначалось для милетских колонистов в Нижнем Побужье и было найдено опять же на острове Березань.

остроки с именами кандидатов на изгнание из города

Пожалуй, самым простым было подобрать валявшийся прямо под ногами черепок пошире с гладкой поверхностью, благо таких фрагментов всегда в избытке на любом греческом поселении, и начертить на нём несколько строчек. Именно так и поступали эллины, когда им предстояло подать голос в народном собрании по вопросу изгнания какого-либо лица, внушающего подозрение. Такое голосование глиняными черепками (остра́кон, или остра́к от др.-греч. τὸ ὄστρακον — «глиняный черепок»), было впервые введено афинским реформатором Клисфеном в конце VI в. до н. э. Голосование остроконами получило распространение в полисах с демократическим устройством. Изгнание из полиса — это особая мера, названная остракизмом, была направлена на ликвидацию опасности установления тирании.

Острокон с именем «Кимон сын Мильтиадо». 461 год до н.э. Мильтиад (греч. Μιλτιάδης). Знаменитый греческий полководец, одержавший победу над персами при Марафоне в 490 г. до Р.Х.

Правда, позднее остракизм нередко использовался для устранения своих политических противников в острой борьбе партий. В Афинах найдены сотни керамических обломков с именами известных политических деятелей.

Остраконы в последние десятилетия стали находить и в Херсонесе, но пока в гораздо меньшем количестве. Черепки с мужскими личными именами и отчествами могли также служить, по мнению Ю.Г. Виноградова, своеобразными бюллетенями для голосования при выборе должностных лиц или их коллегий. Однако вернемся теперь к нашему эпиграфическому памятнику.

Письмо из V в. до н. э

Письмо на древнегреческом языке было извлечено из культурного слоя Керкинитиды, залегающего ниже современного уровня грунтовых вод, то есть из сплошной полужидкой грязи, где почти каждый черепок приходилось извлекать из комьев земли, тщательно перебирая их руками. Сейчас трудно представить, что послание Апатурия могло быть в таких условиях и не обнаружено в результате его залегания чуть-чуть ниже или расположения в слое под какой-нибудь более поздней не разобранной кладкой или помещением. Детальный историко-физиологический анализ текста письма был выполнен Э.И. Соломоник при его публикации1. Стиль этого своеобразного источника, как и других эпистол античности, приближается к разговорной речи. В данном конкретном контексте смысл одного из встреченных в нём терминов остаётся не совсем ясным. Ю.Г. Виноградов предложил своё понимание одного из «тёмных мест» надписи, которым мы воспользуемся ниже. Он высказался в пользу второго из приведенных Э.И. Соломоник чтений заключительной клаузулы документа2.

Письмо Апатурия. Прорисовка.

Итак, приведем перевод надписи:

«Апатурий Невмению. Солёную рыбу свези домой и равное количество связок для неё; и пусть никто не занимается твоими делами, кроме меня; и, конечно, тщательно следи за волами; и узнай кто будет платить дань скифам»**.

Прежде всего, следует иметь в виду то обстоятельство, что перед нами особый вид документа — деловая записка, распоряжение, направленное торговому партнеру или, судя по повелительному тону письмаи фразе, «пусть никто не занимается твоими делами», скорее всего находящемуся в соподчиненном положении временному распорядителю имущества. Как Апатурию, так и Невмению, хорошо был известен предмет их переписки, что не требовало каких-либо дополнительных разъяснений или уточнений. Они прекрасно знали то, о чём идёт речь. Нам же сейчас понять их заочный диалог несравненно трудней. К тому же, письмо составлено стилистически очень тяжеловесно (достаточно сказать, что в нем использовано четыре соединительных союза «и»), а также пропущено несколько слов, связывающих текст . Складывается впечатление, что Апатурий изложил свое поручение в спешке, использовав для этого первый подходящий черепок с ровной и гладкой поверхностью. Причём он твёрдо следовал правилу — не делать переносов слов.

Как бы там ни было, перед нами предстаёт предприимчивый человек, имеющий свой дом в черте города и связанное с ним хозяйство. Значит, он являлся полноправным гражданином полиса, ибо никто другой не имел права на жилище внутри крепостных стен. Апатурий был обладателем тягловой силы, а следовательно, располагал земельным участком в округе Керкинитиды. Он занимался заготовкой для длительного хранения солёной рыбы или лишь перерабатывал приобретенный продукт. Апатурий вёл какие-то дела и неплохо ориентировался во взаимоотношениях родного полиса с местным варварским окружением. Перед нами в таком случае вырисовывается образ типичного эллина, занимающегося разноплановой предпринимательской деятельностью — таким его рисует античная литературная традиция.

Для надежной интерпретации письма Апатурия прежде всего нам следует попытаться с максимальной точностью определить его дату. Для этого мы располагаем двумя методами: археологическим и эпиграфическим. Первый сводится к выяснению конкретных стратиграфических условий самой находки, второй целиком основывается на палеографическом анализе текста как такового, его шрифта и особенностей надписи. При этом следует иметь в виду необходимость дальнейшей детальной разработки хронологии древних надписей и особенно граффити в силу небольшого количества таковых. К тому же, в отличие от лапидарной эпиграфики, где тексты выбивались на стелах профессиональным резчиком от имени государства и всей гражданской общины, надписи на черепках могли принадлежать любому жителю апойкии, где уровень грамотности был в целом достаточно высок. Автором письма мог стать и ученик, осваивающий премудрость письменности, и старец, давно ею овладевший; следовательно, орфография текста бывала очень различной.

Сразу же после обнаружения письма Апатурия Невмению археологами оно было отнесено к самому концу V в. до н. э., ближе к рубежу V—IV вв. до н. э. (условно около 400 г. до н. э.). Такой вывод логически вытекал из следующих наблюдений. Послание Апатурия происходит из стратиграфического горизонта, связанного с важнейшей вехой истории Керкинитиды — дальнейшим пространственным расширением территории города, что потребовало полной перестройки фортификационных сооружений и жилых кварталов. В процессе такой капитальной архитектурно-градостроительной реконструкции города была, в частности, разобрана одна из куртин восточной оборонительной стены, а на её месте, над стерильным песком, образовалось искусственный холм высотой 1,6 м — отвал строительного мусора вперемешку с различным бутовым мусором, состоящий из золистых тёмных по цвету отложений с прослойками жёлтого суглинка из развалов сырцовых стен. В ходе строительства, после переноса крепостной линии чуть восточней предыдущей оборонительной кладки, этот невысокий холм оказался в городской черте. Затем все это пространство было снивелировано и занято жилыми постройками.

Таким образом, эпистолярная находка сделана на участке между двумя оборонительными линиями — 470— 460 гг. до н. э. и рубежа V—IV вв. до н. э., на самом краю зольника, на том месте, где позже прошла одна из поперечных городских улиц, между жилыми кварталами. Упомянутый зольник датируется на основании известных археологам типов керамической тары, ионийской посуды и аттического импорта последней четвертью — самым концом (или рубежом) V—IV вв. до н. э.

Полное отсутствие здесь фрагментов гераклейских амфор, заполнивших черноморский рынок, в том числе и керкинитидский, с самого начала IV в. до н. э., не позволяет относить появление тут данного черепка с граффити позднее указанного времени. Такой датировке не противоречит и сам фрагмент стенки амфоры, на которой была нанесена надпись. Черепок этого сосуда — коричневого цвета в изломе  с внутренней стороны с серым закалом, рыхлой структуры с примесью песка в тесте и с большим количеством видных на поверхности золотистых блесток. Эти данные говорят о том, что черепок принадлежал одной из фасосских амфор третьей четверти V в. до н. э., так называемых сосудов пифосного типа. Сама надпись была нанесена несколько позже — где-то около 400 г. до н. э.

Таким образом, основное направление палеографического поиска было сразу задано археологами. Детально проанализировавшая рассматриваемый текст Э.И. Соломоник констатировала следующее:

«Шрифт этой надписи наиболее близок к ионийскому письму V в. до н. э. и к упорядоченному аттическому шрифту конца V или рубежа V—IV вв. до н. э.».

Иначе говоря, и археологические и эпиграфические данные в нашем случае полностью совпадают. Они однозначно указывают на отнесение этого эпистолярного памятника именно к рубежу пятого и четвертого столетий до нашей эры.

Э.И. Соломоник также детально выделила все черты ионийского диалекта письма. Ионийская огласовка его, как и ряда прочих надписей из Керкинитиды, а также ряд археологических фактов — таких как строительная техника возведения домов, общий характер развития денежного обращения полиса, символика и эмблематика ранних монет города, — всё это окончательно убеждает в ионийском происхождении Керкинитиды.

Интерпретация этого документа тесным образом связана с точным определением местоположения корреспондента и адресата письма. От этого в известной степени зависят и масштабы отраженных в послании торгово-экономических и политических связей: колонии с метрополией, т. е. Керкинитиды с Милетом или другим малоазийским городом или апойкии с одним из ближайших к ней полисов, например Ольвии, Истрии и т. д. В последнем случае, как нам кажется, более иных приемлемом, эти контакты носят локальный характер.

Письмо Апатурия, видимо, является одним из самых ранних свидетельств о прямых связях Ольвии и Керкинитиды, что также подтверждается и нумизматическими данными: находками, например, ольвийских монет в Керкинитиде и керкинитидских в Ольвии. Решение поставленного вопроса затрудняется ещё и тем обстоятельством, что нет полной уверенности в том, что Невмений получил адресованное ему послание. Конечно, вполне логично предположить, что письмо дошло до адресата и было выкинуто в конечном пункте. Однако нельзя до конца исключить и такую жизненную ситуацию: черепок с надписью так и не был отправлен по каким-либо житейским причинам, например, в силу дополнения первоначального текста другими поручениями или какими-то новыми разъяснениями.

Наконец, Невмений, получив послание, к примеру, в Ольвии и выполнив его там, венулся обратно в Керкинитиду, прихватив письмо с собой, где оно затем и было выброшено. Подобные соображения показывают лишь весь спектр возможных вариантов, из которых одни более допустимы, другие менее. Похоже, что рассматриваемый документ благополучно проследовал заданным маршрутом — от адресата к корреспонденту.

Текст письма после краткого обращения отправителя к получателю четко делится четырьмя соединительными союзами «и» на пять самостоятельных пунктов. Причём лишь первых два из них логически как-то связаны между собой; остальные же являются практически независимыми пассатами. Таким образом, надпись является перечнем отдельных распоряжений, поэтому текст её в стилистическом отношении несколько неудобен для чтения.

Полуостров Тарханкут. Высохшее русло реки ГиПакирис, притока реки Геррос

Содержание второй и третей строчек полностью соответствует нашим знаниям о характере занятий жителей Керкинитиды. Рыбный промысел был распространен вдоль всего побережья Тарханкутского полуострова в Крыму и особенно в Каркинитском заливе, который служил естественным питомником рыб осетровых пород.

Монеты-стрелки и монеты-рыбки из раскопок Керкинитиды. Первая половина V в. до н. э

Ловля и засолка рыбы, видимо, были столь привычным занятием керкинитов, что городские монетарии придали одной из ранних своих монет вид осетровой рыбы — белуги, и в дальнейшем её изображение перешло на лицевую сторону следующей монетной серии последней четверти V в. до н. э. Как известно по свидетельствам античных авторов, в Греции очень ценилась именно рыба осетровых пород из Понта. Одним из таких экспортеров частично переработанного продукта могла быть и Керкинитида наряду с Боспором и Ольвией.

В пятой-шестой строчках письма высказана озабоченность Апатурия о волах. Они использовались не только как средство передвижения, но и в качестве основной тягловой силы при вспашке. Иначе говоря, перед нами ещё одно подтверждение зерновой специализации хоры Керкинитиды.

Это существенно отличало Керкинитиду от ближайшей округи Херсонеса (на Гераклейском полуострове), где доминировали виноградарство и садоводство. Там земельные наделы были разделены плантажными кладками на отдельные секции, которые в свою очередь имели еще более мелкое деление. Как показывает аэрофотосъёмка, аналогичным было размежевание западной части Тарханкутского полуострова3.

В противоположность аграрным структурам ближайших владений Херсонеса, Калос-Лимена и Тарханкута округа Керкинитиды, очевидно ориентированная на выращивание злаковых культур, подобного деления не требовала и не имела, судя по многолетним наблюдениям. Насколько прав автор этих строк, покажет будущее. Однако уже сейчас А.Н. Щеглов высказал совсем иную точку зрения: по его мнению, в окрестностях Керкинитиды располагались традиционные наделы, подобные тем, что зафиксированы возле Калос-Лимена.

Обратимся к последним уникальным по своему содержанию строкам письма Апатурия. Их исключительность определяется упоминанием скифов. Учитывая множественное число термина, его можно воспринимать и как более общее географическое понятие — Скифия. Оно до сих пор остаётся самым ранним упоминанием этого этнонима как в лапидарных надписях Северного Причерноморья, так и в малой эпиграфике. В своё время известный эпиграфист Б.Н. Граков вынужден был констатировать факт полного отсутствия слова «скифы» в текстах классического времени (V—IV вв. до н. э.), которых к тому же оказалось очень немного4. Такое положение почти не изменилось за прошедшие годы. Наше же письмо близко к повествованию Геродота об этом варварском народе. Причём в нём упоминаются не простые контакты с соседними скифами, а указывается на определенную форму зависимости Керкинитиды от последних, что и нашло своё отражение в уплате полисом скифам определенных податей. Такой характер взаимоотношений одного из малых полисов со скифской державой требует более широкого взгляда на всю проблему контактов эллинских городов с местными племенами.

Детальный анализ этюда Геродота о понтийской Ольвии, лапидарных надписей и монет подвели Ю.Г. Виноградова к выводу об установлении в первой трети V в. до н. э. над Нижнебугским полисом скифского протектората5. Это потребовало укрепления города оборонительными сооружениями. Такая же судьба постигла и Никоний. Скифская экспансия затронула также и Восточное Причерноморье, что нашло свое отражение в консолидации апойкий Боспора Киммерийского под властью Археанактидов. Именно в начале — первой половине упомянутого столетия, как уже сказано выше, боспорские города почти одновременно были обнесены крепостными стенами.

При таком развитии событий кочевники (номады), видимо, не оставались безразличными и к Северо-Западному Крыму, где находилась Керкинитида. Город, как и другие перечисленные выше колонии, был в конце первой трети усилен мощными фортификационными строениями. Другими словами, Керкинитида, так же как и Ольвия и Никоний, могла оказаться, в отличие от Боспора, уже в первой трети пятого столетия в определенной зависимости от скифского царства. Однако это является хотя и весьма вероятным, но все же предположением, а не установленным историческим фактом. Реальностью же остается то, что Керкинитида в самом конце V в. до н. э. должна была платить подати скифам, то есть находилась под протекторатом последних, если только допустимо употребление подобного термина для античной эпохи.

Письмо Апатурия к Невмению — пока единственный эпистолярный документ Керкинитиды, реально отражающий почти не освещенные в других источниках вопросы истории и экономики Керкинитиды. Поэтому предполагаемая выше интерпретация эпиграфического памятника является одним из возможных вариантов и нисколько не претендует на окончательность. Она в известной степени отражает уровень современных знаний о рассматриваемом нами древнегреческом городе. Новые открытия письменных свидетельств помогут значительно их углубить.

Представляется весьма перспективным проведение в ближайшее время текстологического исследования всех граффити из того же стратиграфического горизонта Керкинитиды, в частности, с целью возможного выявления других надписей (посвятительных, бытовых) Апатурия на различной посуде. К сожалению, его письмо к Невмению не привязано к конкретному жилому дому внутри города. Это лишает нас возможности персонифицировать одну из анонимных жилых построек Керкинитиды, получить представление о материальном положении их владельца, благоустройстве его быта и многое другое. Привязка подобного документа помогла бы «оживить» один из городских комплексов.Примечания

*. В Дидимах недалеко от Милета находился храм Аполлона Филесия.

**. «…Равное количество связок для нее» — чтение, предложенное Ю.Г. Виноградовым вместо «равно и кровельные брусья (или другой товар)» у Э.И. Соломоник.

Список использованной литературы

1. Соломоник Э.И. Два античных письма из Крыма // ВДИ. — 1987. — № 3. — С. 114—125.

2. Виноградов Ю.Г. Политическая история Ольвийского полиса VII—I вв. до н. э. — М., 1989. — С. 91.

3. Sсеglоv A.N. Utilisation de la photographie aerienne dans l’etude du cadastre de Chersonesos Taurique (IV—II-e S. av. N. E.) // Dialogues d’histoire ancienne. — 1980. — № 6. — P. 63.

4. Граков Б.Н. Термин «ΣΚΥΟΑΙ» и его производный в надписях Северного Причерноморья // КСИИМК. — 1947. — № 16. — С. 86.

5. Виноградов Ю.Г. Западное и Северное Причерноморье в классическую эпоху // История Европы. Т. 1. — Древняя Европа. — М., 1988. — С. 379.

Далее… Наследникам Керкинитиды