К 150-летию со дня рождения Валерия Брюсова.

«Это самый культурный писатель на Руси!» — так удивительно полно определил Максим Горький личность и жизненный путь Валерия Яковлевича Брюсова (1873–1924).
Родившийся в Москве в купеческой семье старообрядцев, он, как и Максим Горький, был интеллигентом в первом поколении.

Известно, что его дед по отцу Кузьма Андреевич Брюсов выкупился из крепостной неволи и, разбогатев, стал купцом 2-й гильдии.

Внук же, Валерий получил образование в Московском университете на историко-филологическом факультете и стал энциклопедистом благодаря упорному стремлению к знаниям.

Слагать стихи Брюсов начал с восьми лет, писал их, по его подсчётам, тысячами, в нём жила «мечта о неземном» —

  «рощи пальм, безвестный океан
И тайны полюсов, и бездны подземелий,
И дерзкие пути междупланетных стран».

В литературный мир Брюсов вошёл ещё студентом, издав в 1894–1895 годах три сборника «Русские символисты», где основное место занимали его собственные произведения. Критика расценила это выступление как подражание французским декадентам и эпатаж, всем запомнился его одно строчный стих: «О закрой свои бледные ноги».
Принцип «искусство для искусства», отрешённость от «внешнего мира», характерные для всей лирики Брюсова, отразились уже в стихотворениях сборника «Шедевры». В этом сборнике Брюсов — «одинокий мечтатель», холодный и равнодушный, беспрестанно ищет новые формы стиха, создаёт экзотические рифмы, необычные образы:

Тень не созданных созданий
Колыхается во сне
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.

Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине…

Вскоре с именем Брюсова стали связывать деятельность московских символистов и созданного в 1899 году С. Поляковым издательства «Скорпион». По его совету стали выходить альманахи «Северные цветы», а с 1903 года прославленный журнал символистов «Весы».
Почти в каждом номере печатались статьи Брюсова, принёсшие ему славу теоретика и вождя нового искусства. Его собственные книги стихов вызывали разноречивые оценки – от восторженных слов Андрея Белого: «он поэт мрамора и бронзы» до уничижительных характеристик Ю. Айхенвальда.

В критических статьях и рецензиях Брюсова сравнивали с Бальмонтом, они олицетворяли для современников новую поэзию в её контрастах: разум и чувство, свет и тьма, строгость формы и её свобода. Так, противопоставлялись призывы Бальмонта «Будем как солнце!» одному из заветов Брюсова:
«Как Данту, подземное пламя
Должно тебе щёки обжечь».

В латинских названиях сборников Me eum esse (Это – я, 1897), Tertia vigilia (Ночная стража, 1900), Urbi et orbi (Граду и миру, 1903), в стихах и прозе отразились «античные образы, оживлённые однако современной душой». Брюсов стремился сохранить чеканность римских сюжетов в стихах, обращённых к современности:

«Не как пришлец на римский форум
Я приходил – в страну могил,
Но как в знакомый мир, с которым
Одной душой когда-то жил…»

Многих поражал сам облик Брюсова, так ясно выраженный Михаилом Врубелем в карандашном портрете, его последней работе. В письме к своей жене Надежде Забеле (от 14 января 1906 года) Михаил Врубель так описывал впечатление от облика Брюсова:

«Это очень интересное и симпатичное лицо: брюнет с тёмно-карими глазами, с бородкой и с матовым бледным лицом: он мне напоминает южного славянина… Я работал три сеанса: портрет коленный, стоя со скрещёнными руками и блестящими глазами, устремлёнными вверх к яркому свету».

Брюсов вспоминал: «Врубель сразу начал набрасывать углем портрет, безо всяких подготовительных этюдов. <…> Он был едва ли не замечательнее по силе исполнения, по экспрессии лица, по сходству, чем позднейший портрет, раскрашенный цветными карандашами».

Художник попросил принести стихи Брюсова и в одном из писем жене отметил:

«В его поэзии масса мыслей и картин. Мне он нравится больше всех поэтов последнего времени».

Пролетарский поэт Владимир Кириллов отмечал те же черты Брюсова:

«Изысканный художник мысли и слова, и наряду с этим нечто приятно-грубое, мужицкое, идущее от его деда – крепостного крестьянина. Он и внешним обликом как нельзя лучше выражал своё внутреннее, духовное: огромную волю, упорство и целеустремлённость».

Трудно представить, сколько начинающих литераторов получили поддержку Брюсова, усвоили его уроки писательского труда:

Юноша бледный
со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими:
не живи настоящим,
Только грядущее –
область поэта.

Наука Брюсова о стихе, способная поразить воображение одним названием: «Опыты по метрике и ритмике, по эвфонии и созвучиям, по строфике и формам» (1918), вдохновляла и младших символистов, и пролетарских поэтов в основанном им Высшем литературно-художественном институте (1921). Ещё в 1914 году Владислав Ходасевич делал справедливый вывод:

«Каково бы ни было влияние Брюсова на русскую поэзию, каков бы ни был круг его идей и переживаний – для каждого беспристрастного читателя давно уже ясно, что имя Брюсова никогда не будет забыто историей. Хотя символизм, в смысле литературной школы, и не одному Брюсову обязан своим развитием и своим отныне неодолимым влиянием на последующую нашу поэзию, – несомненно, однако же, что именно Брюсов был его истинным зачинателем».

В огромном творческом наследии писателя значительное место занимают переводы европейской поэзии и драматургии, в том числе антология армянской поэзии с древнейших времён. Признанный исследователь творчества Пушкина, Валерий Брюсов опубликовал около ста работ, посвящённых поэту. Читателей последних лет привлекает его проза, особенно роман «Огненный ангел» (1907), на сюжет которого Сергей Прокофьев написал в 1927 году оперу.

Ни одна антология русской поэзии не выходит без десятков всем знакомых и созвучных нам классических стихотворений Валерия Брюсова, ибо, по его убеждению, «Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза…»

«Кинжал»

Иль никогда на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок…
М. Лермонтов

Из ножен вырван он и блещет вам в глаза,
Как и в былые дни, отточенный и острый.
Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза,
И песня с бурей вечно сестры.

Когда не видел я ни дерзости, ни сил,
Когда все под ярмом клонили молча выи,
Я уходил в страну молчанья и могил,
В века загадочно былые.

Как ненавидел я всей этой жизни строй,
Позорно-мелочный, неправый, некрасивый,
Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой,
Не веря в робкие призывы.

Но чуть заслышал я заветный зов трубы,
Едва раскинулись огнистые знамена,
Я – отзыв вам кричу, я – песенник борьбы,
Я вторю грому с небосклона.

Кинжал поэзии! Кровавый молний свет,
Как прежде, пробежал по этой верной стали,
И снова я с людьми, – затем, что я поэт,
Затем, что молнии сверкали.

Валерий Брюсов, 1903 г.

О чём сказал Брюсов в стихотворении «Кинжал»

Стихотворение «Кинжал», написанное Валерием Брюсовым в 1903 году, по праву считается образом русского литературного классицизма. Несмотря на то, что поэт имел непосредственное отношение к символизму и предпочитал выражать свои мысли метафорично, в этом стихотворении он отступил от собственных правил. Объясняется это тем, что стихотворение «Кинжал» является своеобразной данью уважения двум великим русским поэтам – Александру Пушкину и Михаилу Лермонтову. Брюсов в своём произведении вновь поднимает тему роли поэта в современном обществе, которая красной нитью проходит через все творчество Пушкина. Однако при этом в стихотворении ярко прослеживается параллель с лермонтовским «Кинжалом» – острым орудием возмездия, которым должен в совершенстве владеть поэт. Пожалуй, здесь Брюсов позволил себе единственную метафору, так как сравнил поэтический дар с кинжалом. Слово поэта может быть не менее грозным и острым оружием, чем клинок.

Однако если Пушкин и Лермонтов были убеждены, что поэт должен творить для людей, невзирая ни на что, Валерий Брюсов считает, что когда его народ находится под тяжким гнетом, то бессмысленно вести речь о высоких материях. В этом случае поэт оказывается бессилен что-либо изменить до тех пор, пока люди сами не пожелают избавиться от ярма. Поэт должен откликнуться на зов народа чуть заслышав «заветный зов трубы», и встать рабом в восставшим народом, раскинувшим «огнистые знамена». 

«Когда все под ярмом клонили молча выи,
я уходил в страну молчанья и могил»
– этой строчкой автор видит своё бессилии и невозможности влиять своим творчеством на ход исторических событий.Однако, он оставляет такое право за Пушкиным и Лермонтовым, подчеркивая, что «в былые дни» их творчество играло для общества более значимую роль, чем его собственная роль мечтателя, поэта — символиста. Именно поэтому он признается, что при всей своей нелюбви к существующему строю, мелочности и вычурности аристократии, сам он «на зов к борьбе лишь хохотал порой, не веря в робкие призывы».

Что же изменилось со времен его юности, если вдруг в 1903 году автор утверждает, что «снова я с людьми, – затем, что я – поэт»? Вероятно, столь разительные перемены связаны с назревающей революцией 1905 года, дух которой к этому времени уже явственно витал в воздухе. К тому же, не стоит сбрасывать несомненный дар предвидения, который обладал Валерий Брюсов. Предсказывая смену общественного строя, он сделал выбор достойный поэта — всегда оставаться с народом «затем, что я поэт,
Затем, что молнии сверкали».