Художника Бато Дугаржапова нередко определяют как «одного из самых известных художников-импрессионистов современности». Однако сам он с иронией относится ко всевозможным определениям и считает себя, скорее, эклектиком (от греч. εκλεκτικός, лат. eklektikos — способный выбирать, выбирающий), художником, соединяющим в одном произведении разнородные стили, внутренне не связанные и, возможно, несовместимые идеи, взгляды, концепции.
Бато родился в 1966 г. в с. Дульдурга, недалеко от Читы. Учился в московской художественной школе при институте им. Сурикова с 1978 по 1984 год. В 1983 году получил диплом за лучшую композицию среди художественных школ Советского Союза. Художник живёт и работает в Москве.
Художники — это счастливые люди!
Бесконечно влюблённый в окружающий мир, художник стремится вызвать сопереживание у зрителей. Его работы открывают задушевный, поэтический, музыкальный и даже волшебный мир впечатлений, которые производит на художника природа Крыма. Люди на его картина неторопливы и задумчивы, прозрачные воздушные пейзажи — созерцательны и тихи, а природные стихии — небо, земля, вода — создают единое гармоническое целое.
Пейзажи художника полны солнечного света и свежего воздуха и очень тихи и спокойны, оттенки сиреневого, лилового и фиолетового создают особую гармонию и ощущение света и прозрачности… За этот солнечный свет, идущий от картин художника, и любят его живопись. Она востребована и картины мастера находятся в художественных музеях многих уголков мира.
Кто повлиял на ваш дальнейший выбор художественного направления — импрессионизма?
— Никто. Реальность, которая нас окружает, и вся природа, в основном, — в стиле импрессионизма. Пишу, что вижу, и это логически «выезжает» на этот стиль. Иногда встречаю в природе вставки абстрактного искусства, или сурового реализма, или чистой графики… Все стили, которые существуют, реально присутствуют в окружающем нас мире, потому они и возникают, как бесконечные языки исчезнувших народов. Мы разными языками говорим об одних и тех же явлениях.
Искусство так долго шло к пленэрной живописи в стиле импрессионизма — и одним махом перечеркнуло это достижение, заявляя о тупике направления. Отчасти это заявление является горькой правдой. Многие считают именно реализм древом, от которого идут в виде ветвей тупиковые ответвления. Мне иногда кажется, что по мере внутреннего роста художник постепенно поднимается по ступеням до абстрактных понятий, то есть стиль на данном этапе определяет его уровень взросления.
— Импрессионизм Клода Моне чем-то отличается от современного импрессионизма?
— Отличается тем, что Моне более современен. Люди это чувствуют и тянутся к нему, чтобы подышать чем-то современным! Абсурд! От картин Моне, написанных 120 лет назад возникает ощущение современности более реально, чем современных картин. Это опрокидывает понятие о трёх временах — прошлом, настоящем и будущем! Современное мы понимаем как что-то очень новенькое в настоящем миге, или как связку настоящего времени с будущим. Это говорит в пользу духовности искусства, и понятие современности приближается к понятию духовному.
Моне настолько обобщил и осовременил рисуемый объект, что современные художники не могут подняться до этого уровня обобщения. Посмотрите его Венецию — как будто ты это завтра увидишь её с этим влажным вечерним воздухом и разлитой поэзией грусти, переданной Моне. А пирамидальные тополя, недавно обнаруженные в чьей-то коллекции — это же будто вчера написано! И на них нет налёта пошлости нашего времени. Вот почему такая долгая жизнь у импрессионизма.
Может, мы так видим из-за физического устройства глаз… Всё мироздание видело природу в стиле импрессионизма, так видит и будет видеть, а художники так увидели природу только в конце XIX века — изумительное достижение!
Кто из художников вам наиболее близок сегодня?
— Наверное, те, кто более человечен и чьи работы не разрушают законы мироздания. Ищу искренность, потерявшуюся при штурме стен академизма, особенно, у детей и бабушек, впервые взявших кисточку.
— Бато, вы расписывали Храм Христа Спасителя в 2000 г. в творческой группе под руководством Е. Н. Максимова, затем, в 2004 году, сами руководили работами в храме Казанской иконы Божией Матери Казанского вокзала. Что вас как художника привлекало в этой работе?
— Роспись стен даёт возможность по-другому мыслить, более глобально оперировать пятнами, выходить на огромные фигуры и сюжеты. Это и привлекает. Быть счастливым в своей профессии! Вообще, работа в храме — это космос.
Бывает, правильные слова пронзают тебя, и ты меняешь отношение к миру. Работа в храме меняет человека тогда, когда он работает во Славу Божию. Такие случаи бывали, и ощущение удивительное возникает: начинаешь слышать себя, и мысли о мире исчезают. На святой горе Афон каждой травинке радуешься. Иногда думаешь: как так случилось, что тебя окружают такие потрясающие друзья, знакомые… Может, чудо не в том, что мы меняемся, а в том, в каком чудесном мире мы живём, и что это осознание постепенно вытесняет всё лишнее.
\ \ \