
Евпатория.
Чуть вздыхает волна, и вторя ей,
Ветерок над Евпаторией.
Ветерки эти самые рыскают,
Гладят щёку евпаторийскую.
Ляжем пляжем в песочке рыться мы
Бронзовыми евпаторийцами.
Скрип уключин, всплески и крики –
Развлекаются евпаторийки.
В дым черны, в тюбетейках ярких
Караимы – евпаторьяки.
И, сравнясь, загорают рьяней
Москвичи – евпаторьяне.
Всюду розы на ножках тонких.
Радуются евпаторёнки.
Все болезни выжмут горячие
Грязи евпаторячьи.
Пуд за лето с любого толстого
Соскребёт евпаторство.
Очень жаль мне тех, которые
Не бывали в Евпатории.
(3 августа, 1928)

Мы пролетели, мы миновали
Местности странных наименований.
Среднее между «сукин сын»
И между «укуси» —
Сууксу показал кипарисы-носы
И унёсся в туманную синь.
В путь, в зной, крутизной!
Туда, где горизонта черта,
Где зубы гор из небесного рта.
Туда, в конец, к небесам на чердак.
На- Чатырдаг.

***
И глупо звать его «Красная Ницца»,
И скушно, звать «Всесоюзная Здравница».
Нашему Крыму с чем сравниться?
Не с чем нашему Крыму сравниваться!
Вином и цветами пьянит Ореанда,
В цветах и в вине- Массандра.
Иван Бунин о Маяковском:
«Маяковский останется в истории литературы большевицких лет как самый низкий, самый циничный и вредный слуга советского людоедства, с огромной силой актерства, с гомерической лживостью и беспримерной неутомимостью в ней оказала такую страшную преступную помощь большевизму поистине «в планетарном масштабе».
И советская Москва не только с великой щедростью, но даже с идиотской чрезмерностью отплатила Маяковскому за все его восхваления ее, за всякую помощь ей в деле развращения советских людей, в снижении их нравов и вкусов. Маяковский превознесен в Москве не только как великий поэт. В связи с недавней двадцатилетней годовщиной его самоубийства московская «Литературная газета» заявила, что «имя Маяковского воплотилось в пароходы, школы, танки, улицы, театры и другие долгие дела. Имя поэта носят: площадь в центре Москвы, станции метро, переулок, библиотека, музеи, район в Грузии, село в Армении, поселок в Калужской области, горный пик на Памире, клуб литераторов в Ленинграде, улицы в пятнадцати городах, пять театров, три городских парка, школы, колхозы…»…
Маяковский прославился в некоторой степени еще до Ленина, выделился среди всех тех мошенников, хулиганов, что назывались футуристами. Все его скандальные выходки в ту пору были очень плоски, очень дешевы, все подобны выходкам Бурлюка, Крученых и прочих. Но он их всех превосходил силой грубости и дерзости. Вот его знаменитая желтая кофта и дикарская раскрашенная морда, но сколь эта морда зла и мрачна! Вот он, по воспоминаниям одного из его тогдашних приятелей, выходит на эстраду читать свои вирши публике, собравшейся потешиться им: выходит, засунув руки в карманы штанов, с папиросой, зажатой в углу презрительно искривленного рта. Он высок ростом, статен и силен на вид, черты его лица резки и крупны, он читает, то усиливая голос до рева, то лениво бормоча себе под нос; кончив читать, обращается к публике уже с прозаической речью:
– Желающие получить в морду благоволят становиться в очередь.»