Из Керчи (Пантикапея) Пушкин с семьей генерала Н. Н. Раевского, героя Отечественной войны 1812 года, отправились в Феодосию (Каффу), где посетили «Музеум»и осмотрели местные древности, хранившиеся в бывшей мечети.

«Из Керчи приехали мы в Кефу, остановились у Семёна Михайловича Броневского, человека почтенного и по непорочной службе своей и по бедности. Теперь он под судом и, подобно старику Вергилия, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он… имеет большие сведения о Крыме, стороне важной и запущенной.»

Широко образованный человек, служивший еще при Екатерине, Семен Михайлович Броневский много ездил, часто бывал за границей. В 1810 году он стал градоначальником Феодосии и занимал этот пост до 1816 года. Броневский слыл большим знатоком истории Крыма. Из археологических находок Броневский собрал целую музейную коллекцию феодосийских древностей, которую и сейчас можно увидеть в городском краеведческом музее.

Феодосия понравилась Пушкину, здесь было на что посмотреть. Пушкина впечатлила Генуэзская крепость, огромные турецкие бани с восемнадцатью куполами. Под стенами Генуэзской крепости сохранились древние христианские храмы. Позже, когда Кафой завладели турки, многие христианские церкви были переделаны в мусульманские мечети, а саму Феодосию переименовали в Кучук-Стамбул (Малый Стамбул).

В ночь с 18 на 19 августа 1820 года, проходя вдоль побережья Крыма из Феодосии в Гурзуф на борту брига «Мингрелия», Пушкин увидел чёрные скалы Карадага, природный памятник потухшим вулканом. Считалось, что где-то там, среди скал Карадага, находится вход в преисподнюю, и Пушкину не терпелось взглянуть на таинственный чёрный вулкан Карадаг.

Вид Карадага и «Чёртовых ворот» (Шайтан Капу) ночью, при полнолунии, настолько впечатлили поэта и запомнились ему, что он смог воспроизвести очертания чёрных ворот по памяти через три года в своей черновой тетради, рядом с наброском XLVI строфы первой главы «Евгения Онегина» (октябрь 1823 года).

В довольно точном пушкинском рисунке скалы, известной сегодня под названием Золотые ворота Карадага, стоящей в море, не далеко от берега, можно легко узнать те самые Чёртовы ворота. Чуть ниже чёрной скалы-арки поэт нарисовал мрачную фигуру беса во тьме, вокруг которого пляшут мелкие бесенята, и несётся ведьма на помеле.
Рядом с рисунком четверостишие:
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней…

Рисунок скалы в море — не просто один из немногих пейзажных рисунков поэта, имеющий поразительно точный, документально-топографический характер. Он обогащает наше представление о памятных местах, с которыми было связано путешествие Пушкина, подарившее ему одно из самых волнующих воспоминаний.

«Отсюда (из Феодосии) морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды в Юрзуф…Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения… Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-Даг… и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск, и воздух полуденный…»

«Волшебный край, очей отрада! Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда, долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада… Все чувство путника манит,
Когда, в час утра безмятежный, в горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит и зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит вокруг утесов Аюдага…»

Раевские поселились в доме дюка Ришелье – единственном европейском строении на всем Южном берегу. Об этом удивительном доме вспоминают почти все путешественники прошлого и позапрошлого века, побывавшие в Крыму. Ришелье построил этот дом, когда был губернатором Тавриды, но никогда там не жил и великодушно держал его открытым для всех проезжающих. У дома Ришелье сохранился «пушкинский кипарис», о котором поэт писал в письме Антону Дельвигу: дереву более 170 лет. В старом Пушкинском парке, растёт другое знаменитое дерево — платан Пушкина, и пушкинские оливы вдоль тропинок парка, где гулял поэт. Пушкин прожил в Гурзуфе три недели и всегда считал их «счастливейшими минутами» своей жизни.

«В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностью неаполитанского lazzarone. Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря – и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество. Вот все, что пребывание в Юрзуфе оставило у меня в памяти.»

Находясь в Гурзуфе, Пушкин часто совершал прогулки вдоль побережья и поднимался в горы, ездил верхом на лошади к вершине Аю-Дага. Узкая охотничья тропа, вьющаяся по скалистому склону Аю-Дага, по которой ездил Пушкин, уже в начале XX века называлась Пушкинской. К живописным гротам скалистого мыса Суук-Су — «Холодная вода«, поэт подплывал на лодке.

В верхней части мыса Суук-Су видна серая-башня, сложенная по типу средневековой крепости. С восточной стороны башни обращенной к морю, прикреплена мраморная доска со строкой из стихотворения А. С. Пушкина «Прощай, свободная стихия».

В Гурзуфе Пушкин работал над поэмой «Кавказский пленник», написал несколько лирических стихотворений; некоторые из них посвящены дочерям генерала Н. Н. Раевского — Елене и Марии. В Гурзуфе возникли у поэта замыслы поэмы «Бахчисарайский фонтан» и романа в стихах «Евгений Онегин».»Полуденный берег» Тавриды оставил глубокий след в творчестве великого поэта. Пушкин с особой теплотой вспоминал о Крыме: » Там колыбель моего Онегина«.