Крым.

Смеётся, и плещет, и возится море,

И пенит крутую лазурь на бегу.

Как дышит оно и привольно и смело,

Какой на закате горит синевой!

Бросай же скорей загорелое тело

В упругую влагу, в слепительный зной!

На запад, где солнце вишнёвое тонет,

Плыви и плыви, а начнёшь уставать –

На спину ложись, чтоб могло на ладони

Вечернее море тебя покачать.

Здесь розы, и скалы, и звонкая влага,

Здесь небо прозрачно, как пушкинский стих,

Здесь вышел напиться медведь Аю-Дага

И дремлет, качаясь на волнах тугих.

Недаром в метелях и тающем марте

Любил ты, тревогой скитаний томим,

Искать благодарно на выцветшей карте

Как гроздь винограда повиснувший Крым.

1928

 ***

Горбатые степи, зелёный Сиваш,

Зарёй захлебнувшийся тополь,

На станциях гравий, и воздух не наш,

И горы – подобье повёрнутых чаш, —

И сонный, в садах, Симферополь!

1928.

————————————————  ***

Керчь.

Запрыгало рваной корзиной.

Ударило грохотом в дом,

Всё небо, как парус холстинный.

Вспороло сверкнувшим ножом.

Расплющило капли в миноре,

Приклеило мокрую сеть,

А гладкое скользкое море,

Уже начинает кипеть.

1931.

————————————————   ***

Коктебель

Я камешком лежу в ладонях Коктебеля.

И вот она плывёт, горячая неделя,

С полынным запахом в окошке на закат,

С ворчанием волны и трескотнёй цикад…

Здесь в этом воздухе, пылающем и чистом,

Совсем я звонким стал и жарко-золотистым

Горячим камешком, счастливым навсегда,

Солёным, как земля, и горьким, как вода.

Вот утро… Всё в луче, лазурью пропылённом,

Оно к моим зрачкам прокралось полусонным,

И распахнув окно, сквозь жаркий полумрак

Впускаю в сердце я огонь и Карадаг.

Ловлю дыханье волн и, слушая прибой,

Качаюсь на спине медузой голубой…

Потом на берегу, песком наполнив руки,

Я долго предаюсь пленительной науке:

Считаю камешки – их тяжесть, форму, цвет,

Как чётки мудрости, жемчужины примет…

И дымчатый янтарь расплавленного дня

Брожением вина вливается в меня…

Но поздно… Спит залив в размывчатой короне,

Забытая свеча тускнеет на балконе…

А ночь идёт в окне, а ветер, синь и чёрен,

Несёт по бархату размёт огнистых зёрен,

И пляшут бабочки, и клонится свеча,

И рухнувший прибой я слышу у плеча.

1928.

————————————————-   ***

Nature Morte

Фаянсовых небес неуловимый скат,

Кольцо лиловых гор и золото пустыни…

На синей скатерти шафранный ломтик дыни

Прозрачен и душист, как вянущий закат…

———————————   ***

Старый Крым

(Солхат-«левый берег» реки Бузлык-«ледяная вода», а ныне Чурук-Су-«гнилая вода»– к западу от Феодосии)

Вдоль черепичных домиков селенья,

В холмах, по виноградникам сухим,

Закатные пересекая тени,

Пойдём крутой тропинкой в Старый Крым!

Я этот край назвал бы Зурбаганом,

Когда б то не был крымский садик наш,

Где старый клён шумит над капитаном,

Окончившим последний каботаж.

(зд. Дом-музей Алекс. Грина)

—————————————————   ***   

Роберт Рождественский.

Ежедневное чудо —  не чудо

Ежедневное горе —

не горе.

Настоящее горе

другое.

И о нем говорить не хочу я.

Ежедневные блестки —

как ветошь.

Ежедневная ноша

не давит.

В ежедневные слезы

не веришь

Не тревожит.

Надоедает.

Лжет язык

в ежедневном застолье.

Бесконечные вопли

писклявы.

Постоянные вздохи —

не вздохи

Ежедневные клятвы —

не клятвы.

Ежедневная ссора —

не ссора…

Но,

над спелой росой

нависая,

вдруг встает

ежедневное солнце.

Ошарашивая.

Потрясая.

Ежедневной земли

не убудет…

И шепчу я,

охрипнув от песен:

пусть любовь

ежедневною

будет.

Ежедневной, как хлеб.

Если есть он.