Русский философ Иван Ильин, живший долгое время за границей, изучил феномен русофобии в Европе. Философ Ильин писал: «Никто из нас не учитывал, до какой степени общественное мнение Запада настроено против России и против Православной церкви: западные народы боятся нашего числа, нашего пространства, нашего единства, нашего душевно-духовного уклада и для самоуспокоения внушают себе, что русский народ варварский, тупой, привыкший к рабству, к бесправию и жестокости».

Ненависть к Суворову уживалась с некомпетентностью, абсолютной исторической безграмотностью европейских обывателей и откровенным враньём писак-журналистов. Элементарно низкие чувства — зависть и страх были главными мотивами очернителей личности Суворова и его постоянных побед.

Русофобская пресса Европы чаще всего обвиняла Суворова в крайней жестокости. Особенно усердствовали в этих обвинениях поляки, припоминая Суворову чрезмерные, по их мнению, жертвы подавления восстания Тадеуша Костюшко в 1794 года.
Однако при штурме предместья Варшавы, когда в солдат стреляли практически из всех окон жилых домов, Суворов действовал в соответствии с обстоятельствами боевой обстановки. Русские солдаты лишь отвечали имеющимися у них силами и средствами, и сразу прекратил бой, как только противник выбросил белые флаги и начал сдаваться. Новым комендантом Варшавы Суворов назначил Йозефа Орловского, который писал пленному Костюшко: «Вас могут утешить великодушие и умеренность победителей в отношении побежденных. Если они будут всегда поступать таким образом, наш (польский) народ, судя по его характеру, крепко привяжется к победителям».

В 1800 году в Париже и Амстердаме вышла одна из первых русофобских книг о полководце Александре Суворове. В ней рассказывалось о том, что «Суворов был всего-навсего смешным шутом, если бы не показал себя самым воинственным варваром. Это чудовище, которое заключает в теле обезьяны душу собаки и живодера. Аттила, его соотечественник и, вероятно, предок, не был ни столь удачлив, ни столь жесток. Ему присуща врожденная свирепость, занимающая место храбрости: он льет кровь по инстинкту, подобно тигру».

В отличие от немцев, находившихся на русской службе, Суворов, проявлял уважение к местным обычаям народа и законным властям страны, жёстко пресекал случаи мародерства в солдатской среде.
Известен и суровый приказ Суворова солдатам: «Победителю прилично великодушие. С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства. Сдающимся давай пощаду: грех напрасно убивать. Они такие же люди. Обывателя не обижать: он нас поит и кормит».

Австрийцы чаще всего обвиняли Суворова в том, что он воюет не по европейским правилам военного искусства, вопреки существующим старым канонам военной стратегии и тактики ведения боя. Все победы Суворова австрийцы приписывали счастливому случаю, неожиданной удаче, совпадению, на что Александр Васильевич возражал: «Один раз – счастье, два раза – счастье, помилуй Бог! Надо же когда-нибудь и немножко умения!».

Имя русского полководца Суворова до сих пор страшит Париж и Лондон.

Европа не смогла оценить по достоинству высокое благородство духа непобедимого русского полководца и продолжала клеветать на Суворова. В европейской прессе русские приравнивались к азиатам, которые по природе своей не могли обладать высокими морально-нравственными качествами, оставаясь варварами. Не удержался от соблазна заклеймить русского полководца и популярный английский поэт Джордж Байрон, современник Суворова. В поэме «Дон Жуан» Байрон создал образ полководца как человека кровожадного и беспощадного. В поэме «Дон Жуан» есть такие строки:

Суворов, сняв мундир, в одной рубашке,
Тренировал калмыков батальон,
Ругался, если кто-нибудь – бедняжка,
Неповоротлив был иль утомлён.
Искусство убивать штыком и шашкой
Преподавал он ловко; верил он,
Что человеческое тело, без сомненья,
Лишь материал, пригодный для сраженья!

Европейская пресса выставляла Суворова жестоким и бессердечным не только по отношению в противнику, но и к подчиненным. Однако хорошо известно, что практически все свои победы Суворов одержал не только меньшими силами, чем у противника, но и во много раз меньшими людскими потерями потому, что он по-отечески берёг своих солдат.

Генералиссимус любил общаться с солдатами и в походе, и на привале, находя в этом для себя большую пользу. Суворову были близки солдатские тяготы и нужды, ведь службу он сам начинал рядовым мушкетером в Семеновском лейб-гвардейском полку, где прослужил шесть с половиной лет.

Памятник переходу суворовских войск через Альпы. Надпись на памятнике: «Доблестным сподвижникам генералиссимуса фельдмаршала графа Суворова — Рымникского, князя Италийского, погибшим при переходе через Альпы в 1799 году»

Страшен врагам России и мертвый Александр Суворов и сегодня его имя, названное миллионами россиян «Именем Победы», именем русской воинской доблести и славы, не дает покоя европейским русофобам. Словно предчувствуя это, Александр Васильевич писал: «Геройство побеждает храбрость, терпение – скорость, рассудок – ум, труд – лень, история – газеты».

Александр Суворов был велик не только своими победами, но честностью и чистотой сердца, благородством, достоинством, свято берегущим честь русского офицерского мундира.
По материалам: km.ru